Надежда Ракс

(дело НРА)

 
письмо от Надежды Ракс от 7 марта 2000 года из СИЗО ФСБ Лефортово содержит автобиографию
(пришло 15 марта на 27 стр)

Попробую выполнить просьбу Андрея и написать что-нибудь о себе. Хотя, честно говоря, сложновато. Вы же и так все знаете. Напишу, а там выберете, что нужно. На английский уж переводить не буду, т.к. уже писала, что это мне пока возбранили. На допросе о себе я уже говорила, поэтому секретов нет.

Родилась я в холодный зимний день 13 января 1973 года в городе Ровно Украинской ССР. Городок небольшой, но многие его знают по книге "Это было под Ровно" (про партизан). Наш город называли городом партизанской славы. И я выросла с этой гордостью за свой родной край. В Ровно жил писатель Короленко. Старый замок и жизнь его обитателей, описанная в книге "Дети подземелья", находился именно в Ровно. Через Ровно проезжал известный американский писатель Джон Рид. Во время гражданской войны в городе находился штаб Первой конной армии. А во время Великой Отечественной войны в лесах Ровенщины действовал партизанский отряд "Победители" под командованием Дмитрия Медведева, написавшего книгу "Сильные духом". В моем городе уничтожал фашистов и предателей член отряда "Победители" легендарный разведчик Герой Советского Союза Николай Иванович Кузнецов, которого теперь называют террористом, а предатели-бандеровцы стали героями и освободителями.

Своими земляками считаю Николая Островского - автора книги "Как закалялась сталь" и пионера-героя Валю Котика, которые жили в городе Шепетовке. А ведь Шепетовка находится совсем рядом с Ровно.

Почему я обо всем этом пишу? Потому что мое детство и юность были неотрывно связаны с историей моего родного края и моей великой страны, потому что характер мой складывался в этих условиях и люди, которых я упоминаю всегда были примером для подражания.

Детство было обыкновенное, как у всех: детский сад, школа. Мама около двадцати лет проработала на фабрике, папа работал в техникуме, дедушка на заводе. В Ровно работало много предприятий, особой гордостью была легкая промышленность. Поэтому трудовые будни моих земляков тоже всегда вызывали гордость.

Скажу немного о своей семье. Семья ведь тоже играет большую роль в жизни человека. Мамин отец - мой дедушка, был военным. Прошел всю войну. Был политработником, поднимал бойцов в атаку. В 41 году он был среди тех, кто защищал Ленинград, вместе с другими бойцами прокладывал знаменитую "дорогу жизни". 5 декабря 1941 года был тяжело ранен. Мог получить инвалидность и жить спокойно до конца войны. Но это было не в его характере. В госпитале постоянно просился на фронт. Направили его на границу с Японией. А первый свой орден получил в марте 42-го в Кремле из рук М.И.Калинина. После того, как по возрасту его уволили из армии, он много лет проработал на заводе и на пенсию ушел в 79 лет. Ну разве это не пример для подражания?

Родом он и бабушка были с Урала. Дедушкин отец после революции активно участвовал в установлении советской власти в деревне, за что колчаковцы бросили его в тюрьму в Екатеринбурге. На его глазах погибли в застенках его товарищи. Он уцелел в числе немногих товарищей, но здоровье было основательно подорвано, поэтому после освобождения прожил недолго. Прабабушка одна ростила четверых детей.

Машина мама всю войну проработала на Урале в детском саду. За свою работу была награждена медалью "За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны".

Семейка у меня, конечно интересная. Папа родился в семье священника. Дедушка даже в годы Советской власти до самой смерти служил в церкви. Вот так переплелось - один дед коммунист, другой - священник. Но оба до конца были верны своим взглядам, идеям. Как же мне ими не гордиться? Так вот я и росла в своей семье. Родители родились после войны, поэтому исход войны и моих дедушек и бабушек прямо сказались на мне. Мои родители и я просто могли бы не родиться. День победы - мой любимый праздник. Мне всегда казалось, что эта война прошла через меня. Плакала, когда смотрела на седых ветеранов, переживала как свое фильмы и книги о войне. В детстве, в основном, читала книги о войне, о пионерах-героях, о революции. Нет, военные действия меня мало интересовали. Особый интерес вызвали рассказы о характерах советских людей, об их мужестве и стойкости. Помню, что жалела, что все великое прошло мимо меня. Очень хотелось вместе с другими защищать нашу Родину от фашистов, бить врагов на фронте или в партизанском отряде. У дедушки было много таких книг. И я часами читала и перечитывала всю его библиотеку. В 11 лет прочитала книгу "Как закалялась сталь". Знала все военные и многие советские песни, которые пели мне мама и дедушка. После этих книг, фильмов, рассказов деда я всегда думала, а смогла бы я так или нет. Ну каким же человеком я еще могла вырасти? И я благодарна судьбе за то, что родилась в Советском Союзе, а не где-нибудь в Америке.

В школе отличницей никогда не была. В основном "4" и "5". Легко мне ничего не давалось, работать приходилось много. Математику частенько списывала. Не любила точные науки. очень нравилась литература, история, английский язык. В младших классах ходила в музыкальную школу, потом забросила это дело. И в классе шестом пошла во Дворец пионеров в Клуб интернациональной дружбы. Была Вице-президентом этого клуба. Безумно любила туда ходить. Занятии проходили интересно. Изучали историю и традиции народов СССР и других стран. Позже работала в поисковой секции. Мы с помощью писем, запросов искали родных солдат, похороненных в братских могилах. Радовались, когда находили.

В третьем классе меня приняли в пионеры. Никогда не забуду этот день - 30 декабря 1982 года. Галстуки повязали возле памятника Кузнецову. В этот день исполнилось 60 лет СССР. Шел снег, а мне хотелось распахнуть пальто, чтобы все видели мой красный шелковый галстук. Дома в этот день был праздник. Мама сделала стенгазету, которая до сих пор хранится в шкафу.

В комсомол вступила одной из первых в классе, когда мне исполнилось 14 лет в феврале 1987 года. Не удивляйтесь, но когда меня спрашивали о моей мечте в детстве, я всегда говорила: хочу оживить бабушку и вступить в комсомол.

Никогда не занимала никаких комсомольских постов. Уже с самого начала резко бросалось в глаза какое-то безразличие, показуха в организации в школе, что вызывало протест.

Самая большая моя должность - звеньевая. Но себе на голову согласилась, т.к. отдувалась за все звено: макулатура, металлолом, одинокая старушка, ветераны и т.д. Сама виновата. Других организовывала плохо, все предпочитала делать сама.

Вместе с мамой делали поделки на ярмарку "Фонда мира" и всегда занимали первые места. Маму даже наградили медалью "Фонда мира". Одним из моих кумиров в то время была американская школьница Саманта Смит. Дома у меня до сих пор ее фотография. Очень удивилась, когда здесь, в Лефортово, в каталоге увидела книгу Юрия Яковлева “Саманта”, которую я знала почти наизусть. Конечно же, тут же выписала, Чтобы вернуться в детство.

В школе друзей у меня было немного, но зато надежные. Я считаю, что у человека не может быть много друзей. Видимо, у меня критерии этого понятия очень высокие. Школу закончила в 19990-м году. На выпускном вечере совсем расстроилась. Не любила ходить в школу. Ненавидела всякие контрольные и экзамены Но уже сейчас убедилась в правоте маминых слов о том, что школьные годы – самые лучшие.

После школы до поступления в институт работала киномехаником в техникуме. Время, когда я сдавала экзамены в институт совпало с развалом нашего государства. В день, когда я уезжала на учебу из своего родного города, в Ровно сносили памятник Ленину. Шел 1992 год. Август месяц. Учиться поехала в Россию. Школу закончила русскую, а на Украине экзамены стали принимать только на украинском языке, Я украинский язык знаю в совершенстве, но экзамены сдавать было нереально, к тому же в нашем городе не было того факультета, где я хотела бы учиться. Профессию долго не пришлось выбирать. С детства мечтала стать учителем. Поскольку любила английский язык, поступила на факультет иностранных языков в Калужский пединститут им. Циолковского, который позже переименовали в университет. Учеба нравилась. Поняла, что выбрала то, что хотела.

Но в стране произошел переворот. Я все это тяжело переживала. Не могла понять, как все это могло случиться. Было до слез обидно. Больно смотреть на деда, на его переживания. Любила я его безумно. И, конечно, все эти перемены вызывали злость и желание что-то делать, как-то бороться, сопротивляться.

Комсомол распался тогда вместе со страной, компартию запретили. Да, я согласна, что верхушка достаточно бед натворила. Те же люди и теперь у власти, плохо, что в партию шли ради карьеры. Но у меня перед глазами был мой дед – рядовой коммунист, который в 20 лет вступил в партию и за всю свою жизнь ничем не опозорил гордое имя коммуниста.

В 93-м летом прочитала какую-то газету, написала туда и мне подсказали адрес движения “Трудовая Калуга”. Интересное совпадение, но впервые я пришла на собрание этого движения 21 сентября 1993 года. Как все, наверное, помнят в этот день Ельцин издал свой позорный указ №1400. Я, наконец-то нашла своих единомышленников. Поняла, что не одна и 24 сентября уже принимала участие в 1 съезде Российского Комсомола, который проходил в Москве. Тогда же впервые увидела танки в боевой готовности, осаду Белого дома – Дома Советов. Многие мои новые товарищи были членами Российской коммунистической рабочей партии. На тот момент это была единственная компартия. Я всегда считала, что носить высокое звание “коммунист” – это особый почет. Думала, что я то уж точно до этого не доросла. Но в то время после долгих раздумий решилась написать заявление в партию. Боялась, что мне откажут Было мне в ту пору, как и моему деду, когда он вступил в партию 20 лет. РКРП и РКСМ попали после расстрела Дома Советов в число запрещенных организаций. Но именно в это время слово “коммунист” стало относится и ко мне. Я действительно была счастлива. Работа кипела. Помню, по ночам писала от руки листовки, расклеивала по городу. Митинги, распространение коммунистической прессы, были и выборы… В декабре 93-го возглавила калужскую организацию РКСМ. Потом в 95-м создали пионерский отряд “Орленок”. Удалось организовать человек 40 ребят. Трудно было. Стипендия была мизерная, после учебы по вечерам подрабатывала. Но радовалась, что не сижу без дела, что приношу пользу людям. Конечно, многие до сих пор сидят и ждут красную конницу, которая разгонит всю эту мразь. Но как писал в своем стихотворении “Наши” поэт-коммунист Борис Гунько – “… я поняла, что дядя с улицы не придет и не улучшит нашу жизнь”. Если каждый будет сидеть и ждать с моря погоды, добра не будет и вся эта фигня с мертвой точки не сдвинется. Вот я и решила для себя, что не имею права сидеть сложа руки, что нужно сопротивляться.

Не думайте, что все это высокие слова. Все мои переживания и сомнения отражены в моих дневниках, которые у меня были в то время. И не зря я так подробно описывала свои детские впечатления и увлечения. Как говорилось в одном фильме: “Время выбрало нас”. Война Отечественная закончилась до моего появления на свет, но на мою долю выпало другое испытание.

Развитие коммунистического движения происходило и происходит сложно. Не все так просто. Я тоже переживала из-за всех этих проблем. Не все гладко складывалось в родной калужской партийной организации. Не переваривала я показуху, лицемерие и очковтирательство. Разделился и комсомол. Я сделала свой выбор и осталась в РКСМ(б), который после учредительного съезда стал называться Революционным комсомолом. Знаю и уверена до сих пор – выбор был правильным. Во время учебы много разговаривала со своими сверстниками о происходящем в стране. Относились все ко мне и моим взглядам с уважением, но основная масса студентов не решалась занять активную гражданскую позицию: кто-то боялся, а кто-то просто страдал безразличием. А равнодушие, на мой взгляд, это самое страшное. Именно равнодушие приводит в последствии к самым низменным человеческим качествам. Я буду уважать даже своих самых заклятых врагов только за то, что они не изменяют своим взглядам. Ненавижу, когда люди приспосабливаются к обстановке. То он белый, то красный, то коммунист, то резко стал демократом. Такие люди представляют наибольшую опасность для окружающих. Сложно понять, куда их понесет в следующий момент.

Преподаватели в университете и администрация относились ко мне хорошо. Хоть и трудновато было, но училась я нормально. Больше всего, правда, не любила немецкий язык. Не давался он мне. Вот теперь в тюрьме все же планирую основательно заняться этим языком и попробую освоить французский. Как бы не сложилась моя судьба, я думаю, что самообразование никому не повредит. Будет, наверное, и возможность почитать те книги, на которые на свободе времени не оставалось. Я не скажу, чтобы не соврать, что целыми днями буду штудировать труды классиков марксизма-ленинизма. Политический деятель из меня не получится. Но думаю, что и в этом плане пополню свои знания со временем. Чтобы было легче выдержать все, поднять дух хочу пока перечитать знакомые с детства “Молодую гвардию”, “как закалялась сталь”, “Старую крепость”. Хочу прочитать книги, которые, к сожалению, не довелось прочитать, но всегда хотелось: Гюго “Отверженные” и “Собор парижской богоматери”, Ю.Фучика “Репортаж с петлей на шее” и Толстого “Воскресенье”. Перечитаю Медведева “Сильные духом”, и “Что делать?” Чернышевского. Эти и многие другие хорошие книги, к счастью, есть в лефортовской библиотеке.

В университете пытались создать региональную организацию “Студенческая защита”. Удалось даже провести несколько акций протеста и конференцию. Поэтому в этом плане я была проблемной студенткой для преподавателей. Закончила университет успешно в 1996-м году. Многие мои однокурсники пошли работать в фирмы, многие не по специальности. Я же, в числе не многих, пошла работать в самую обычную калужскую школу учителем английского языка. Не скрою, нервы свои здорово расшатала за этот год. Дети привыкли до моего прихода в эту школу относиться к моему предмету, как к чему-то второстепенному, у некоторых язык не преподавался вообще в течение нескольких лет. Много было трудных ребят, классы коррекции... Было у меня за этот год много слез, но были и радостные минуты. Особую радость доставляли шестиклассники, у которых я одно время заменяла их учителя. Любовь и уважение было взаимным. Зарплата в школе начислялась мизерная. Даже если бы ее выдавали, прожить на эти деньги было бы нереально. Но денег наши учителя практически не видели. Каждый день начинался с вопроса: “Ну что там слышно по зарплате?”. Я то одна была, а у многих семьи, дети. Работала я часто в две смены. По вечерам подрабатывала - занималась с детьми английским, одно время подрабатывала в детском саду. На эти деньги и жила. В общем, однажды народ все-таки взбунтовался и мы начали бастовать. Длилась забастовка довольно долго. Можно, конечно, бесконечно проявлять самоотверженность, но полуголодные учителя, согласитесь, плохие работники, какими бы героями они не были. Я, как несложно догадаться, играла не последнюю роль в организации забастовки. Была возможность связаться с Информационно-методическим центром РКРП по рабочему движению, что здорово помогло. Долго наша школа держалась одна. Потом потихоньку стали присоединяться другие. Организовали пикеты и митинг. Меня выбрали членом забасткома.

Хотелось мне нормально работать, учить детей в школе, но жизнь распорядилась по другому.

Летом 1997 года умер дедушка. Это был тяжелый удар для меня. Я провела некоторое время домау родителей, из школы уволилась. Было тяжело. Дома все напоминало о дедушке. Я решила все же уехать. В Калуге на тот момент жить мне уже было негде. И после I съезда РКСМ(б), который проходил в Перми я переехала в Москву. Нашла работу по специальности. Стала работать в школе английского языка. Учила языку детей с 14 лет и взрослых. Работу свою очень любила. Взаимоотношения с коллегами и учениками были прекрасными. Уставала, конечно, но испытывала радость от результатов своего труда.

Хорошие отношения сложились с ребятами из московской организации РКСМ(б). В последние два года одним из основных направлений нашей работы и, прежде всего, моей стала работа в Комитете политзаключенных. Организовывали митинги у следственного изолятора Лефортово и на Лубянской площади, носили передачи нашим ребятам-политзаключенным, проходящим по делу РВС, организовывали поддержку и распространяли информацию о них по всей стране и за рубежом.

В последнее время пополнились ряды политзаключенных. Молодежь, порой принадлежавшая к разным группам, объединялись в борьбе с режимом: коммунисты, анархисты, просто сочувствующие. Общим у всех было и есть то, что такие ребята активно протестуют против произвола и беспредела, творящегося в нашей стране. Все мы порой очень разные люди, но нет равнодушных .Все мы обыкновенные, такие же, как все. Но как здорово, что в отличие от многих нашли в себе силы в ущерб своему благополучию не сидеть сложа руки. Мы выбрали свой путь и нашли свое место в этой жизни, свое "поле боя", как наши бабушки и дедушки в войну. И я счастлива, что у меня прекрасные друзья и товарищи, что я смогла сохранить то, что получила еще в детстве. Как бы не судили меня разные люди, в том числе мои следователи, я такая, как есть. Перевоспитываться уже поздно и не нужно. Я не хочу приспосабливаться. Не хочется говорить высокими словами, но, может, они совсем не высокие, а самые обыкновенные. Я рада, что мне не стыдно перед своим дедом, перед теми советскими людьми, которые отдали самое дорогое, что у них было - свою жизнь за наше будущее, за Советскую власть. Я не предала их, не предала себя и свои взгляды. Такая вот жизнь. Один мой хороший товарищ сказал, что в каждом человеке должен быть внутренний стержень, который позволяет ему в любой обстановке остаться Человеком. И это для меня сейчас главное. Каким-то чудом я его укрепляла всю свою, пока еще небольшую, жизнь. До сих пор не могу забыть статью, которую прочитала давно. Там описывался человек, который до войны работал таксистом, жил как все, а во время войны стал полицаем. Он сказал: "Я всегда думал, что я сильный, а оказался слабым..." И еще там были такие слова (автор статьи, кажется Ариадна Жеркова). "Никогда предателю Власову, сколько бы красочно не описывали его в наши дни, как бы не старались сделать из него героя, не дотянуться до Карбышева". Кажется, в наше время все стало с ног на голову: Бандера, Власов - герои, а Зоя Космодемьянская, Николай Кузнецов, молодогвардейцы стали террористами. Но история все расставит по своим местам. Мне несколько раз на допросах говорили: нечего играть в героев-молодогвардейцев, сейчас другое время. Да, время другое. На дворе 2000 год. Со дня Великой Победы прошло уже почти 55 лет. Но понятия чести, гордости, мужества, порядочности не изменяет своего значения никогда. А люди всегда были разные. Во все времена находились герои и предатели, подонки и люди с большой буквы. Ничего нового не вижу . В этом меня не надо убеждать. Но я сейчас для себя решила, что должна , прежде всего, остаться самой собой.

Очень прошу своих товарищей на свободе не изображать из меня какого-то героя. Люди, которые были со мной знакомы, знают прекрасно, что я обыкновенная девчонка с непростым характером. Иногда очень обидчивая, частенько и поплакать хочется и нервы в последнее время основательно подпортились. Чего уж там писать. Мои друзья прекрасно меня знают. Музыку люблю всякую, мороженое и игрушки. Игрушки просто обожаю.

Кроме меня в семье есть два брата (22 и 15 лет), которых я очень люблю.

Сожалею, что сейчас доставила своим родным столько горя. Немало в жизни совершила ошибок. Но если бы мне заново дали прожить мои 27 лет, я бы ничего не изменила. Все было бы также.

Я нормальная девушка. Я хочу иметь семью и детей. Я очень люблю детей, хочу работать в школе и учить их. Хочу жить и радоваться жизни, ходить в лес, который очень люблю, собирать полевые цветы (васильки, ромашки, клевер), люблю море. Я очень люблю своих друзей и родных, без которых сейчас труднее всего. Много еще можно писать обо всем этом.

Я хочу видеть небо, солнце, птиц, людей, машины, деревья, дома, а не тюремные стены и окно с решеткой, через которое кроме того что день сейчас или ночь, понять ничего невозможно. Мне очень тяжело, не буду скрывать. Лефортово – лучшая тюрьма России, но тюрьма всегда остается тюрьмой. И все тюремное пока вызывает боль и обиду. Неделю назад наручники в первый раз, сегодня женщина-конвоир, которая вела на допрос заставила руки держать за спиной. Можно все это и еще многое, что было и будет, включая, наверное, зону сменить на все, что я люблю, что мне дорого. В день, когда меня арестовали, у меня действительно был выбор. Я могла хоть бы до суда быть дома. Я думаю, что следователи меня не обманывали. Но я тогда перестала бы уважать себя. Сейчас и в ближайшее время я уже вряд ли смогла бы выйти на свободу, но облегчила бы свою участь на суде. Может быть. Но все, о чем я написала выше, все мои представления о Человеке не позволяют этого сделать. Такова жизнь. Такова судьба. Трудно. Очень хочу на свободу. Не верьте тем людям, которые говорят, что в тюрьме хорошо. Даже из геройских побуждений не стоит стремиться к тюрьме. Нужно жить и бороться на свободе. Жизнь ведь одна у человека. Но если уж происходит то, что случилось со мной, нужно все-таки, в первую очередь добиться того, чтобы не сломался твой этот самый внутренний стержень.

Правильно написал мне в тюрьму один из моих товарищей: “Главная борьба происходит сегодня не в кабинете следователя, а у тебя внутри. Если ты решишь что все кончено – это и будет главным твоим поражением…” Я хочу, чтобы все услышали и запомнили эти слова. Были и, скорее всего, будут у меня минуты отчаяния. Но нужно учиться бороться с этим чувством.

И спасибо всем моим товарищам за поддержку, за письма. Без этого я бы совсем упала духом. Пишите, если будет возможность. Учите уму-разуму, рассказывайте о вольной жизни.

А я буду стараться держаться. И бороться, насколько это возможно в тюрьме.

Вот пока и все на сегодня. Все чисто и искренне, как чувствую, как думаю.

Удачи всем, мужества и веры в нашу победу. А я ведь Надежда. Нужно оправдывать свое имя. Жму руки. Обнимаю.

С комприветом. Лефортово 7.03.00.

Послание из застенков ФСБ
Дорогие мои товарищи! Прежде всего я хочу поздравить вас с Днем Рождения Комсомола, с 85-летием Великой Октябрьской социалистической революции и пожелать мужества, оптимизма, силы духа и простого человеческого счастья. Возможно, эти строки прочитают знакомые и незнакомые мне товарищи, которые в настоящее время также, как и я, находятся за решеткой. Пусть как можно скорее закончатся эти испытания. Я желаю вам скорейшего возвращения в строй, к своим товарищам, к родным. Я желаю вам не терять веры в справедливость и в нашу победу. Свободы вам, здоровья и счастья! Я хочу вам сказать, что мы уже победили, не смирившись с преступным режимом и не опустив голову перед трудностями. Это только начало, но хорошее начало. Некоторое время назад я имела возможность ознакомиться с материалами о молодежной акции "Антикапитализм - 2002". Вместе с чувством горечи от того, как нынешняя власть относится к молодежи, к лучшей ее части, к тем, кому не безразлична судьба своей страны и кто смог, несмотря ни на что, правильно сделать свой выбор, у меня вновь появилось чувство гордости за своих товарищей и вера в то, что рано или поздно мы добьемся своего, мы докажем преступному режиму, кто хозяин в стране. Ничего другого от власти ожидать, конечно, не приходилось. Совершенно очевидно, что помимо примитивного желания запугать, заставить отказаться от своих убеждений, сотрудниками правоохранительных органов овладело чувство страха. Разве это не здорово! И то, что нас упорно не хотят освобождать из-под стражи - это тоже страх властей. Весь этот беспредел, беззаконие не останутся безнаказанными. Мы помним все. Я никогда не скрывала того, что, например, в моем положении нет ничего привлекательного. что за эти почти три года заключения были боль, тревога и отчаяние. Но все это оказалось слабее уверенности в своей правоте и желания до конца бороться за свои убеждения. И очень хотелось бы разочаровать тех, кто отправил меня за решетку. Чем больше времени проходит с того памятного февральского дня, когда меня, растерянную девчонку, оперативный работник Кошелев В.И. привез на допрос к следователю Андрееву Д.В., после которого меня лишили свободы, тем больше крепнет во мне уверенность в своей правоте, жгучее желание бороться до конца и желание доказать всем, и прежде всего, себе, что я сильный человек и что правда на нашей стороне. Очередное судебное заседание по нашему делу назначено на 29 октября. Что ж, замечательная дата. Повоюем. Я хочу от своего имени и от имени Ларисы Романовой поблагодарить всех за оказанную помощь и поддержку и заранее поблагодарить всех, кто примет участие в акциях в день нашего суда. Ваша поддержка придает нам силы.

* * *
В качестве небольшого "лирического" отступления опишу нашу дорогу в суд. Многие детали из моего описания стали знакомы тем, кто участвовал в молодежной акции "Антикапитализм - 2002". В нашем следственном изоляторе заказывают на суд в 4-5 утра. На сборы дают от 20 мин. до 1 часа. Затем всех, кто выезжает в суд, собирают на сборке. Иногда выезд большой и тогда в двух небольших комнатушках набивается и до 70 человек. Также есть вариант просидеть время до выезда в суд в боксе. С момента вывода из камеры до посадки в автозак проходит от 3-х до 5-ти часов. В это же время проводится личный досмотр. Личный досмотр проводится и после возвращения из суда. Для меня всегда это самая неприятная процедура. До Мосгорсуда обычно добираемся за час. Автозаки попадаются разные. Можно ехать в узеньком боксе, куда даже две худенькие девушки помещаются с трудом, либо за решеткой, известной всем из многочисленных художественных и документальных фильмов. В целом и машины точно такие же, как показывают в кино. В суде, помимо нахождения в зале, заключенные содержатся в конвойке. Эта конвойка вызывает угнетающее состояние - полутемное подвальное помещение. До зала суда ведут в наручниках. Нас с Ларисой пристегивают друг к другу. На это мы всегда говорим: "Мы вместе". Независимо от времени окончания судебного заседания увозят из суда обычно всех вместе часов в 6-9 вечера. Забирают и мужчин, и женщин. Вот тут начинается самое тяжелое. Возят долго по разным судам и изоляторам, чтобы собрать всех, т.к. машин очень мало. Затем после этой бесконечной езды все автозаки собираются на Бутырке, где стоим часами, перебиваясь из автозака в автозак. Когда все девчонки соберутся, загружают в один автозак и везут в изолятор. Автозак, как правило, забит до предела. Иногда не то, что сесть, встать негде. Конвой ведет себя по-разному: иногда просто беспредельничая, особенно если напьются, иногда спокойно. В среднем езда по Москве занимает 4-7 часов. Это уж как повезет. Редко когда удается что-нибудь разглядеть из окошка. В автозеке за разными решетками возят и мужчин, и женщин. Если в машине нет бензина, то "прогулка" затягивается еще на неопределенное время. В изолятор приезжаем в 00-2 ночи. Затем та же процедура на час-полтора до момента, когда поднимают в камеру. В это время остается только одно желание: помыться и лечь спать. При длительных судебных процессах такие выезды могут происходить ежедневно. Это испытание нам с Ларисой еще предстоит, так как до сих пор мы ограничивались разовыми выездами. Честно говоря, трудно представляю себе, как в таких условиях, "отсыпаясь" по 2 часа в сутки удастся не только сохранять вертикальное положение в зале суда, но и активно участвовать в процессе. Еще раз большое спасибо всем за поддержку! Я верю, что наш пример не отпугнет, а приведет больше молодежи в коммунистическое движение. С коммунистическим приветом

Надежда Ракс, г.Москва
СИЗО №6

 

Это очень личное прекрасное письмо нашей дочери, Надежды Ракс, ее дедушке — Ветерану Великой Отечественной войны, который умер в 1997г. Но он продолжает быть с нами, таких людей нельзя забыть. Он и сейчас, видите, поддерживает силу духа нашей дочери.

Родители Н. Ракс

Доброе утро, дедушка, родной мой, самый любимый, самый лучший на свете!

Сегодня 9 мая — День нашей Великой Победы! В Москве почти 10 утра, день чудесный, солнечный, небо такое голубое. Красная площадь. Сейчас начинается Парад Победы. Дедушка, ну вот опять я не могу прийти к тебе и положить красные тюльпаны к тебе на травку, не мысленно, как я это делаю уже четвертый год, а наяву, чтобы они горели красными огонечками. Я так хочу наяву хотя бы уткнуться в твой праздничный пиджак. Я сегодня представляю, что происходит у нас дома. Все готовятся к шествию, мама достала твой пиджак с орденами и плачет. И с твоей фотографией все пойдут к Вечному огню под красными знаменами. И, наверное, море цветов, слезы и улыбки, потому что этот день, эта память не подвластны времени.

Помнишь, сколько раз в колонне ветеранов проходил ты по этой дороге? Помнишь, как я в белой рубашечке с пионерским галстуком бежала к тебе с цветами, искала глазами в колонне и всегда находила тебя?

А всего несколько лет назад мы вместе, рядышком, шли 9 мая в праздничной колонне по Москве. тебе было тяжело, а ты улыбался и шел вместе со всеми.

А сегодня вот у меня на тумбочке стоит открыточка ко Дню Победы, которую прислала мне мама. На ней такие же тюльпаны, как у тебя на фотографии, и почти такая же, как у тебя планочка наград и бабушкина медаль «За доблестный труд». А еще сегодня я достала из альбома фотографию, где мы вместе с тобой в Калуге. Это единственная фотография твоя, которая есть у меня. А я рядышком, держу тебя под руку. А вот фотография, где мама с Андрейкой на лавочке сидят в День Победы. В руках у мамы твоя последняя фотография Дня Победы — 9 мая 1997 г., а в руках Андрюши красный флажок.

А еще я достала твое письмо из 43-го бабушке Соне. Ты ведь его будто и для меня писал.

Ты все знаешь, родной мой, какое непростое время сейчас для нас для всех. В эти дни решается моя судьба, вернее, она уже, скорее всего, решилась. Знаешь, я чувствовала, что ты рядом, что помогаешь мне. 29 апреля мне почему-то было очень легко, я улыбалась, пусть грустно, но улыбалась, и все удивлялись. Ты ведь был со мной, правда? И 14 мая ты будешь со мной, я знаю. Дедушка, ведь ты можешь гордиться мною. От ошибок никто не застрахован, но всю свою жизнь я несла окружающим меня людям лучики добра, старалась отстоять справедливость. Я знаю, что время все расставит по своим местам. Мне кажется, что в эти дни я стала еще ближе к твоему поколению, к тебе, дедушка. Я перешагнула очень важную грань, важный рубеж в своей жизни. Дедушка, я смогла быть сильной, понимаешь? И то, о чем ты мне рассказывал, о чем я читала в книгах, стало моим, стало моей жизнью. Это ведь очень важно. Моя жизнь стала продолжением многих жизней; ради этого я появилась на свет. Дедушка, я знаю, что для кого-то эти слова будут странными и непонятными, но ты меня понимаешь. Да и на бумаге всего не объяснишь.

Сегодня дома будет праздничный стол. Сегодня праздник, наш день. И вечная память тем, кого нет на земле, кто превратился в белых журавлей, в звезды, в облака, тебе дедушка!

Пусть будет мир на земле, счастье, пусть ни в один дом не приходит горе. Я люблю тебя, дедушка! С Днем Победы!

г. Москва
9 мая 2003 г.

Чёрное и белое по "делу НРА"

Вот и закончился судебный процесс по так называемому "делу НРА". Хоть и не поставлена еще последняя точка в этом деле, многие моменты откроются еще не скоро. Впереди рассмотрение кассационных жалоб в Верховном суде. Но на настоящий момент хотелось бы, насколько возможно, высказать свое отношение к некоторым вопросам, касающимся нашего дела. Может, не получится сейчас мне сделать это достаточно складно, - пусть простят меня те, кто будет читать эти строки. Но как получится, так и будет. Все равно сказать надо. Пишу не для обсуждения, пишу для информации, как взгляд изнутри.

29 апреля и 14 мая 2003 года стали для меня своеобразным итогом уже прожитой жизни. Для себя эту своеобразную черту я подвела, сидя в конвойке в суде. До этого мне казалось, что период времени между запросом срока прокурором (это 29.04) и самим приговором (14.05) будут довольно тяжелыми в моральном плане, тем более сроки-то нам всем запросили совсем не детские. Но когда я услышала свою фамилию и цифру 13 из уст прокурора Зараева, мне стало как-то легко и весело. Для меня самой такая реакция была неожиданной. 13 лет! Чему же тут радоваться? Почему хочется улыбаться? И вот как раз в майские праздники было время подумать.

Вспоминала свою жизнь, думала о том, к чему я всегда стремилась, о чем и о ком любила читать, на кого хотелось быть похожей, чего я успела достичь за эти годы. Много испытаний было за эти три с лишним года, много трудностей еще впереди. Но на тот момент для себя я решила, что этот срок - это оценка, которую поставила мне вражеская сторона за мои убеждения, за мою жизнь. Согласитесь, достаточно высокая оценка. Конечно, я не робот и человек довольно эмоциональный. Спросите, хотелось ли пожалеть себя? Конечно, хотелось. Но это делать ни в коем случае нельзя. Во время следствия и самого процесса я срывалась бесконечное количество раз. Эти срывы были вызваны какими-то разочарованиями, реакцией на судью, невозможностью сделать то, что хочется, болезнями, обычной усталостью... Я очень сожалела и сейчас сожалею, что не могла сохранять хладнокровие, быть непробиваемой, хотя бы внешне. Но мне все же удалось собраться. Думаю, что те, кто присутствовал на нашем приговоре, могут это подтвердить.

29 апреля и даже чуть раньше я почувствовала, что жизнь тех людей, на кого мне всегда хотелось быть похожей, стала мне ближе и понятней. Я ощутила, что каким-то образом, сидя в полумраке в конвойке, я прожила вместе с Зоей Космодемьянской, молодогвардейцами, народовольцами последние минуты их жизни... Я поняла, что они пережили, о чем думали. Много об этом было написано в советской литературе. Но там они были какой-то недосягаемой легендой, а сейчас я представила их по-другому, я сумела понять их. Трудно и, наверное, невозможно описать все это на бумаге, да и, честно говоря, это настолько личные ощущения, которыми и не хотелось бы ни с кем делиться. Но я делаю это для того, чтобы и моя жизнь, и жизнь моих подруг и друзей стала понятней для окружающих. Возможно, кто-то, прочитав эти строки, улыбнется и подумает, например, что девочки просто в войну играют, что ищут какие-то красивые слова. Пусть думают, для меня это неважно. Наверное, у каждого в жизни бывают моменты, когда происходит оценка или переоценка ценностей. Вот сейчас, в этот непростой для меня период времени, я оцениваю свои взгляды, свою позицию, свое место в жизни, я пытаюсь понять, случайно ли в детстве и юности я выбирала книги для чтения, правильно ли воспринимала события, ту ли дорогу выбрала, по которой хотелось бы идти... И я поняла, что, может быть, долгие годы, я готовилась к этому дню. И, может быть, какие-то даже совсем незначительные вещи в прошедшей жизни были камушками в том фундаменте, который хотелось бы заложить. Мне кажется, что такие мысли приходили в голову многим, кого сейчас называют политзаключенными и кто сейчас, также, как и я, видит небо через тюремную решетку.

С одной стороны не совсем, наверное, правильно, сравнивать нашу жизнь и те дни перед приговором с судьбами людей, которых проговаривали к смертной казни, к многолетней каторге, кто оставался верен своим идеям, своим товарищам, стоя перед дулом автомата или идя на виселицу. Но все же считаю, что имею право сказать, что их жизнь и подвиги вечно будут мерилом ценностей для многих девчонок и мальчишек. Таковыми они стали и для нас. И пусть хоть на шаг, но я стала ближе к этим людям. Еще в своем письме-автобиографии, которое я писала в Лефортово в марте 2000 года, я говорила, что всегда ставила перед собой вопрос: "А смогла бы и я достойно преодолеть такие трудности?". Мне кажется, что, несмотря на все допущенные ошибки, я могу сейчас сказать: смогла бы.

Я не смогу сейчас развивать какие-то теории, делать прогнозы относительно развития левого движения или давать оценку тем или иным группам или партиям. Понимаю, что в этом я не сильна и без меня в прессе достаточно такого материала. Но надеюсь, что и эти строки будут кому-то интересны и полезны. Конечно, найдутся те, кто не согласится с моей оценкой произошедших событий. Но я пишу так, как считаю нужным, и то, что я думаю.

Во-первых, относительно защиты на нашем процессе я могу сказать, что защита осуществлялась на должном уровне. Пусть в какие-то моменты и я, и Лариса Романова спорили со своими адвокатами и защитниками, пусть иногда злились на что-то, казалось, что что-то делается не так, но это происходило из-за общей нервозной обстановки, создаваемой судьей Комаровой. И в конце концов в споре рождалась истина. Процесс был очень сложным и осуществлять защиту по нашему делу было довольно непросто. К тому же практически ежедневно в течение целого дня всем участникам процесса приходилось находиться в суде. Адвокаты и защитники - люди уже немолодые - были лишены возможности нормально отдыхать, практически постоянно в течение всего процесса у них не было возможности даже перекусить. Тем не менее они делали свое дело и всегда находили слова поддержки для нас с Ларисой и для наших родных, которые стояли в коридоре. Причем нас с Ларисой не делили, линия защиты была одна, и отношение к нам обеим было одинаковым. Помощь и совет можно было получить у любого из наших защитников: и у Черникова В.В., и у Карцевой Г.К., и у Карцева Г.Н., и у Журавлева Г.И.

Особо мне все же хочется сказать о своем защитнике - Крючкове Анатолии Викторовиче. С самого первого дня, когда его допустили к моей защите, несмотря на массу других дел, обязанностей, которые у него были, он находил возможность помогать и мне, и Ларисе во всем, осуществляя юридическую и политическую защиту, оказывая моральную поддержку. Работа Комитета защиты политузников-борцов за социализм осуществлялась на достаточно высоком уровне и результаты этой работы я смогла реально ощутить. К этому вопросу я вернусь еще чуть позже, а пока - несколько слов о действующих лицах процесса по нашему делу.

Поскольку приговор уже вынесен, думаю, что могу, пусть хотя бы частично, но высказать свое мнение о позиции и поведении некоторых товарищей.

Лариса Романова

Хоть и много хороших слов сказано об этой девушке, но все же кратко я тоже добавлю. Лариса - человек несомненно мужественный и стойкий, достаточно выдержанный. Несмотря на все трудности и удары, которые ей пришлось выдержать за эти годы, она сумела сохранить все лучшее, что в ней есть, укрепить свой дух, свою волю. Лариса всегда умела найти нужные слова поддержки, всегда оставалась искренней, простой, честной и перед собой, и перед другими людьми. Я поражалась ее работоспособности, умению концентрироваться в самой сложной ситуации. Лариса Романова достойна восхищения и по той причине, что ей пришлось выдерживать шантаж и угрозы в отношении ее маленьких детей и в отношении ее мужа. Это было и во время следствия, это продолжалось на суде. Лариса безгранично любит своих дочерей, я сама могла убедиться в том, насколько они привязаны к своей маме. И несмотря на эту бесконечную душевную боль и тревогу, она не поддалась на шантаж, не пошла и не могла пойти на сделку с совестью даже ради детей. Не каждый на это способен. И я уверена, что Женечка и Надюша поймут свою маму и очень надеюсь, что недалек тот день, когда они будут вместе и будут счастливы.

Ольга Невская

Пришло время и об этой девушке сказать доброе слово. Ольга - самая младшая из нас. И жизнь у нее складывалась достаточно непросто. В какие-то моменты не хватало знаний, жизненного опыта, уверенности в себе. Да, многим известно, что через несколько месяцев после ареста она дала признательные показания. В какой-то степени с исторической точки зрения я могу сравнить их с показаниями тех людей, которые в конце XIX века, совершая покушения на представителей власти, открыто заявляли об этом. Это была их позиция. Но это сравнение, подчеркиваю, возможно только в какой-то степени.

Читая показания Ольги, в которых она необдуманно оговорила и себя, и меня, я видела, что слишком много она берет на себя, даже в каких-то деталях подчеркивая мизерность моей роли в тех или иных событиях, хотя догадываюсь, что "просили" ее о другом. Конечно, здорово я злилась на нее, но не более того. Я понимала (на своей шкуре удалось испытать), насколько тяжело выдержать психологическое давление со стороны аппарата ФСБ. Здесь все гораздо запутанней, чем было бы в отношениях с сотрудниками милиции. До своего ареста Ольга ни разу не сталкивалась с ФСБ-шниками, ни разу не была на допросе. События 23 февраля 2000 года стали для нее громом среди ясного неба. Ольга не являлась членом ни одной политической партии или группы, у нее не было стойких политических убеждений (одно время она активно занималась защитой экологии), да и с адвокатами на тот момент не повезло. Поэтому ожидать от нее особого героизма не приходилось.

И, честно говоря, я была приятно удивлена повороту событий в суде. После приговора, в конвойке, Ольга сказала, что давно поняла свою ошибку, что искренне сожалела о том, что произошло на следствии, и на суде могла сказать только так и не иначе, признав, что на следствии под довольно сильным давлением оговорила себя и других...

Прокурор Зараев запросил ей 13 лет заключения. 14 мая Оля даже не слышала приговор. Маленький Игорек плакал у нее на руках, и судья Комарова, видимо, не разглядев, что с ребенком была именно Невская, распорядилась: "С детьми в зал не пускать".

После приговора приставы забрали Ольгу с малышом из коридора и завели к нам в клетку. Она и не знала, что приговор уже оглашен и очень удивилась, когда Лариса сказала, что дали ей не 13, как запрашивали, а 6. Оля почему-то была уверена, что меньше 13 не дадут. С этими мыслями она и шла на суд, взяв с собой минимум вещей для себя и сына.

До позднего вечера мы просидели в суде в конвойке. Игорек постоянно плакал, так как очень боялся лязга дверей. Всего за два дня до приговора Оля с Игорем выписались из больницы, где малышу сделали операцию. Вот еще и по этой причине он очень боялся, что его опять отнимут от мамы и ухватился за нее мертвой хваткой. Оля очень хорошо держалась, терпеливо и спокойно управлялась с малышом. С трудом, правда, удавалось, уговорить ее за целый день съесть хоть кусок хлеба. Может, только это выдавало волнение.

Итак, Ольга Невская совершила честный, мужественный поступок, достойный уважения. Я хочу, чтобы все об этом знали, и пусть прикусит свой язык каждый, кто после этого посмеет осудить ее за то, что было.

И очень хотелось бы надеяться на то, что Ольге будет оказана максимально возможная помощь и поддержка. Этим вопросом уже некоторое время занимается Комитет защиты политузников-борцов за социализм, за что низкий поклон всем товарищам, работающим в Комитете и сочувствующим. Спасибо всем, кто сумел все правильно понять и оценить.

Татьяна Нехорошева

В своем последнем слове на суде я сказала, что для меня этого человека больше не существует. Татьяна была именно моей подругой, поэтому, естественно, больней всего было мне. Перед тем, как она дала в суде признательные показания, до меня доходили слухи о том, что она собирается это сделать. Но я не верила, твердила, что быть этого не может, что я верю этому человеку. Тем тяжелее было мне слушать ее. Действительно, было ощущение, что тебе всадили нож в спину, причем сделал это человек, которому ты доверял всецело. Эта боль не ушла до сих пор. Предательство - штука страшная. И тем страшнее оно, если делается не от отчаяния, а совершенно спокойно, с улыбкой на лице, не стесняясь своих товарищей, которые смотрят на все это действо через решетку.

Догадываюсь, что Таня в числе прочего оправдывает свой поступок тем, что до нее показания давала Ольга Невская, что и я в этом плане небезгрешна.

С первого дня моего ареста следователь Андреев вел психологическую обработку. Я постоянно слышала угрозы с его стороны, что если я не дам показания, то Татьяну и Ларису арестуют, что сидеть они будут только из-за меня. Затем, когда их уже арестовали, все это продолжалось, только в несколько другой интерпретации. В феврале 2001 г. он воспользовался длительным отсутствием моего адвоката и состоянием, близким к полнейшему нервному срыву, и заявил, что у Татьяны не прекращаются приступы, а Ларисина дочь больна раком и мои показания дадут им возможность выйти на свободу. Я поверила, что мои слова смогут помочь им. На тот момент мне хотелось ему поверить, поэтому и появился небольшой протокол с моими показаниями размером в один лист. Это день сейчас вспоминается, как сон. Ларису Романову эти показания вообще не затронули, ее имя не упоминалось. А о Татьяне Нехорошевой речь действительно шла. Впрочем, лучше я дословно перепишу свои показания, целиком, в полном объеме, чтобы больше не было вопросов и недоговоров.

8.02.01. 1400 - 1515.

"Я принимала участие в подготовке и непосредственном осуществлении взрыва у приемной ФСБ РФ 4.04.99. Так, в ночь на 4 апреля 1999 г. я, совместно с Невской Ольгой, перевезла и поставила два рюкзака со взрывчаткой (о чем мне было известно только со слов Невской) возле приемной ФСБ РФ. Вместе с нами также выезжала Татьяна Нехорошева, но в момент закладки она находилась далеко от нас и о точной цели данного выезда она не знала. Каким образом ВУ было приведено в боевое положение, мне не известно. После закладки рюкзаков к приемной ФСБ, мы все втроем покинули данное место на такси. Звука взрыва мы не слышали, а о том, что он произошел, я узнала из СМИ утром 4.04.99.

Вопрос: Желаете ли Вы сегодня в ходе допроса сделать еще какие-нибудь заявления или дать пояснения?

Ответ: Также я хочу сообщить следствию, что в ночь на 1 ноября 98 г. я, совместно с Невской, совершила взрыв скульптурного изображения Николая II в г. Подольске. Непосредственно взрывное устройство заложила Невская, а я в это время ждала ее неподалеку. После закладки ВУ мы вдвоем отошли к дороге, с которой данное скульптурное изображение было видно, и около часа ждали взрыва, после которого вернулись на станцию и на электричке вернулись в Москву".

Это полный текст тех моих показаний. Упоминать Татьяну не хотелось, но Андреев сказал, что иначе он не выпустит ее. В этом тексте - кусочек того, что я услышала во время очной ставки с Ольгой Невской. Единственное, что я кардинально изменила по сравнению с тем, что слышала неоднократно и на очных ставках, и от следователя - это роль Нехорошевой.

Кроме того, я довольно долго пыталась уговорить Андреева "переписать" эпизод по взрыву у приемной ФСБ 13.08.98 полностью на меня, чтобы в отношении тех, на кого его вешали, уголовное дело было полностью прекращено. Андреев думал некоторое время, говорил, что советовался с начальством, но в итоге не согласился. Нужна была группа, а 1-2 человека ФСБ совершенно не устраивали.

Потом было ощущение, что в тот момент я находилась под каким-то гипнозом, что 8 февраля на допросе была не я, а совершенно другой человек. Заявление об отказе от своих признательных показаний я написала в камере в тот же вечер. Во время следующего же допроса отдала его Андрееву.

Я до сих пор не могу простить себе эти показания. Самый суровый суд - это суд своей совести, хотя это не было предательством - на предательство я не способна. Предав своих друзей, свои идеи, можно просто распрощаться с жизнью, потому что с этим жить невозможно. Это был хороший урок и для меня, и для других. Я надеюсь, что моя ошибка предостережет кого-нибудь от подобного.

При встречах в кабинете следователя во время ознакомления с делом с Ларисой и Татьяной мы, конечно же, говорили о том, что произошло. Лариса ругала меня за то, что я занимаюсь самоедством, что совершенно напрасно извожу себя. Реакция Татьяны была иной. Она видела, что я очень переживаю из-за случившегося, но практически при каждой встрече подливала масло в огонь. Нет, наше отношение друг к другу не изменилось, мы были подругами и всегда радовались встречам. Но любой намек, укор с ее стороны заново переворачивал во мне все.

И по этой причине тоже я была уверена, что Татьяна не сможет предать. И тем больнее было слушать Татьяну в суде. Я не буду ее осуждать за описание "всех подробностей" подготовки и взрыва 4 апреля 1999 года у приемной ФСБ, хотя лучше бы она этого не делала. Но в данном случае она вправе была поступать по совести. Но невозможно понять игру, которая происходила у всех на глазах, когда решения принимала не Нехорошева, а прокурор Зараев и ее адвокат - Сергей Дьячек, удивительным образом внешне напоминающий президента России. Игра была явной и слишком фальшивой.

Как же противно было смотреть на все это! Доходило до того, что в те минуты, когда Татьяна говорила не то, что хотели слышать от нее прокуроры и судья, прокурор Зараев возмущенно говорил: "Ну я же объяснил вашему адвокату, что конкретно хочу услышать". Подобное звучало и из уст судьи Комаровой.

В конце первого дня допроса Татьяна заявила, что не считает взрыв 4.4.99 актом терроризма, чем вызвала явное раздражение прокуроров и судьи. Но не успела она на следующий день подойти к трибуне, как заявила: "Я почитала уголовный кодекс и готова признать, что был совершен акт терроризма". Вот умничка, наконец-то УК взяла в руки!

Я не прощу того, что Дьячек с Нехорошевой из меня и Ларисы пытались изобразить нашкодивших подростков, которые, разбив окно футбольным мячом, боятся в этом сознаться. Татьяна заявила, что никогда не имела убеждений, что, скорее, заблуждалась. Адвокат Нехорошевой при полной поддержке своей подзащитной заявил, что, решив во всем сознаться, Татьяна совершила мужественный поступок, а мы просто трусы...

Ни тени сожаления я не увидела на лице Татьяны. Похоже, она была довольна собой. Радостная улыбка, бутылка "Pepsi" в руках. Новое поколение выбирает Пепси?..

Конечно же, можно все списать на огромное количество лекарств, которое принимает Нехорошева в связи со своей болезнью и которые окончательно свели ее с ума. Говорить об этом действительно неэтично.

Только вот опять вспоминаются люди, которые, будучи смертельно больны, боролись до конца, умудрялись помогать другим, поддерживали других, работали, писали книги, убегали из госпиталя во время войны, чтобы до последнего вздоха бить врага... Да, мы живем в другое время, но понятия чести и доблести, понятия честности и порядочности, добра и зла, жестокости и гуманизма остались прежними. Они неизменны во все времена и в разных концах нашей планеты. И бесконечное количество раз в разных ситуациях в разные времена находились те, которые выбирали смерть, чтобы остаться людьми и те, которые оставались жить за счет других, спасая свою шкуру.

Совершенно нормально и закономерно желание Тани Нехорошевой никогда больше не возвращаться в тюрьму. Думаю, что учитывая болезнь Тани, мы поняли бы ее решение дать показания на суде, не осудили бы, так как возвращаться после свободы опять за решетку не каждому по силам, хотя все же наш изолятор - это не подвал гестапо.

Но преступлением было говорить, что наши идеи - это бред, что свобода и благополучие имеют более высокую цену, чем отстаивание своих взглядов, борьба за справедливость.

Таня, кто дал тебе право давать оценку нашим действиям, нашей борьбе?! Ведь ты пыталась говорить за всех, ты пыталась осудить нас с Ларисой.

Трудно было поверить в искренность твоих слов на суде: "Я поняла, что жизнь одна и она проходит, а все, что было - это просто никому не нужная суета".

Конечно же, теперь у тебя есть возможность жить для себя, без "глупой и никчемной суеты". Но я не могу пожелать тебе, чтобы ты радовалась жизни за Ларису, Ольгу, за меня, раз уж осталась на свободе. У нас другие радости, у нас разное представление о счастье. И совершенно искрение я говорю, что после твоих показаний и я, и Лариса почувствовали себя очень счастливыми людьми, потому что сидели в клетке, а не рядом с тобой.

После приговора адвокат Нехоршевой сказал, что у каждого своя жизнь, каждый выбрал свое и получил то, что хотел. Я была арестована, когда мне только исполнилось 27 лет, а если придется отсидеть полный срок, вынесенный мне по приговору суда, я выйду на свободу в 36 лет. Женя Романова - старшая дочь Ларисы - пойдет в школу без мамы, а Надюшка - младшая дочка - почти четыре года из семи тоже проживет без нее.

Что ж, мы действительно сами выбрали свой путь и получили то, что "хотели". Но констатация этого факта прозвучала, как ни странно, не из уст судьи, а из уст нашей бывшей подруги и ее адвоката. А я в этой связи вспомнила следователя Андреева, который в августе 2002 года пришел ко мне в изолятор и, узнав о том, что меня избили, увидев мои многочисленные синяки и кровоподтеки, заявил: "Ты сама выбрала то, что хотела получить". Что ж, Таня тоже сама выбрала себе новых друзей.

В своем последнем слове Таня Нехорошева сказала: "Прошу назначить мне наказание, не связанное с лишением свободы, потому что исправиться я смогу и на свободе". Что же, удачного тебе исправления, Татьяна!

А вот мы с Ларисой так и не поняли, отчего же нам надо исправляться. Отказываться от своих убеждений мы не собираемся, а жуткими головорезами и террористами, кем хотели нас изобразить, мы никогда не были, каяться и просить прощения, как это сделала Нехорошева, нам не за что.

Перед тем, как Татьяне Нехорошевой изменили меру пресечения на подписку о невыезде, она подарила мне тетрадь, в которой было только одно стихотворение. Тогда еще ни я, ни Татьяна не предполагали, что произойдет в наших судьбах, какие разные пути-дороги мы выберем. Теперь же эти строки приобрели несколько другой, более глубокий и реальный смысл. Кажется, тогда Таня сказала, что это стихотворение прислал ей в письме в тюрьму ее папа.

Вот оно:

"Гордым - легче, гордые -
не плачут
Ни от ран, ни от душевной боли,
На чужих дорогах не маячат,
О любви, как нищие, не просят.

Широко раскрылены их плечи,
Не гнетет их зависти короста.
Это правда: гордым в жизни легче...
Только гордым сделаться непросто!"

В камере я часто беру в руки эту тетрадь и перечитываю эти строки, а Таня... Думаю, вряд ли у нее появлялось желание перечитать их, если даже и сохранилось то письмо от отца. У Тани замечательные родители. Я благодарна им за те добрые слова, которые они сказали в суде и обо мне, и о Ларисе Общение на свободе с ними, пусть и непродолжительное, я совершенно искренне могу оценить для себя приятным и полезным. Таня могла бы гордиться своим отцом и брать с него пример, но...

Думаю, они не осудят меня за все, что я сказала выше об их дочери, потому что это - правда. Сидя в конвойке в суде во время небольшого перерыва в тот день, когда Таня давала показания, я отрешенно смотрела в одну точку, раскачиваясь из стороны в сторону, чтобы успокоиться, прийти в себя. Лариса говорила, что легче выплакаться, потому что это действительно больно, невыносимо больно. Но даже плакать не было сил и нельзя было. Через полчаса надо было подниматься в зал, с улыбкой на лице, чтобы никто не заметил твоего состояния. Спасибо тебе Таня за то, что своим поступком ты сделала меня сильнее, заставила очень многое понять.

И за эти годы любимые с детства слова Николая Островского из книги "Как закалялась сталь" обрели для меня реальный смысл: "Самое дорогое у человека - это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое..."

Таня, ты правильно заметила: жизнь всего одна. Но кому-то дано гореть, а кому-то - тлеть. В том мире, где ты искала друзей, где люди верили тебе и любили тебя, где смысл жизни имеет совсем другое значение, чем то, о котором ты сказала на суде, для тебя нет места, потому что понятия о чести и совести у нас разные.

На этом я пока ставлю точку и очень прошу всех не печатать больше ничего о Татьяне Нехорошевой. Думаю, что того, что я сказала, достаточно и для нее и для всех на данном этапе.

И еще одно действующее лицо в нашем деле - это Андрей Стволинский.

Достаточно темная лошадка, как может показаться, с одной стороны. Его называли и провокатором, и обычным трусом... Именно из-за Стволинского все мы оказались за решеткой.

Он хотел перехитрить себя и других, а оказался обычным подлецом, который умудрялся одновременно участвовать в проекте защиты политзаключенных, создаваемом по инициативе Ларисы Романовой перед ее арестом, и в то же время регулярно посещать здание ФСБ на Большом Кисельном и рассказывать байки про всех нас, потому что, видите ли, ему популярно объяснили: "Или ты даешь показания против Ракс, Невской, Бирюкова, Нехорошевой, Ильи и Ларисы Романовых, или будешь сидеть". Стволинский без особых колебаний выбрал первое.

Больше мне ничего не хочется о нем говорить.

А чтобы подвести черту вышесказанному я обращусь еще к одному стихотворению, в котором отражается мое отношение к следователям, судьям и прокурорам, судившим нас, к Тане Нехорошевой и Андрею Стволинскому:

"Спасибо, что проверкою на прочность
Вы закаляли душу мне и волю.
За то, что ни одну мою оплошность
Мне не прощали и казнили болью.

За то, что не гнушались клеветою,
Иные дни бывает вспомнить страшно.
Я не была свободна от постоя,
Предательства и ненависти вашей.

Спасибо, что боролись так нечестно,
Что я стеснялась ввязываться в бой,
Бороться с вами мне не интересно,
Я, как всегда, борюсь сама с собой..."

* * *

И еще одну тему мне приходится затронуть сейчас, хотя, поверьте, непросто это делать. Тема достаточно сложная и довольно неприятная для меня. Но я обязана высказать свое мнение. Эта тема - существование двух Комитетов защиты политзаключенных. Один из этих комитетов называется Комитетом защиты политузников-борцов за социализм, и возглавляет его мой общественный защитник Крючков Анатолий Викторович. Второй - Комитет защиты политзаключенных-революционеров (большевистский), возглавляемый Олегом Федюковым. Удивительное стечение обстоятельств, но всего несколько лет назад я и мои друзья - члены РКСМ(б) - просили Олега Александровича включиться в работу по защите политзаключенных.

Тем не менее, хотелось бы, несмотря на разногласия, преклониться перед теми членами Комитета, которые действительно душой болеют за свое дело, отдают ему все силы и время. Высокой оценки заслуживает работа по моральной, юридической и материальной поддержке ребят, арестованных на Украине, поддержка Игоря Губкина, который столкнулся с предательством большинства из своих соратников...

Но раз уж пишу я именно о "деле НРА", то и более подробно коснусь тех моментов, связанных с вышеупомянутым Комитетом, которые затрагивают наше дело. (Ранее я уже писала об одной публикации, в которой говорилось совсем нелестно обо мне и Андрее Соколове). Чтобы не давать повода для разговоров о том, что у меня односторонняя информация об этом Комитете, я затрону только то, о чем лично прочитала в двух газетах, которые получила по почте от Игоря Губкина еще до нашего приговора. Я благодарна Игорю за открытку, которая пришла вместе с этими газетами, и очень поддержала меня перед приговором (это было как раз в те дни, когда прокурор уже запросил мне 13 лет, а окончательный приговор еще не был вынесен). Лучше, конечно, решать все вопросы не на бумаге, и лично, при встрече обсуждать, кто прав, кто виноват... Но пока такой возможности у нас нет.

И, конечно же, внимательно прочитала обе газеты "Совет рабочих депутатов" № 2(16) 2003 г. и "Дальневосточная Республика" № 2(3)( май 2003 г. Много замечательного материала я обнаружила в нем. Порадовали письма из разных уголков нашей некогда большой страны - Советского Союза. Но сказать я хотела о другом. Не раз доводилось мне сталкиваться с совершенно беспардонными высказываниями в адрес председателя другого Комитета - Крючкова Анатолия Викторовича, которого даже обвиняли в том, что он занимается защитой политзаключенных ради карьеры, из-за своих амбиций. Да за такие "амбиции" можно памятник при жизни ставить. Не пойму, на каком основании Олег Федюков объявил себя центром борьбы за политзаключенных?! А немного скромнее себя вести можно? Да к тому же каждый политзаключенный, видимо, должен чувствовать себя обязанным за всю эту помощь.

Я не понаслышке знаю, что этот труд действительно очень тяжелый, более того - небезопасный. Но сами политзаключенные несколько отодвигаются на задний план, больше бросается в глаза: "Я, я, я, наш комитет, мы - самые крутые, самые лучшие, а остальные - ничто, они ничего не могут, они путаются у нас под ногами, только объединение с нами может их спасти..." Конечно, без агитации и пропаганды не обойтись, но сколько же можно тому же Крючкову и всему Комитету выслушивать всякие гадости?! Сколько можно давать в печать лживой, непроверенной информации?! Да поймите вы, что любая такая публикация даже неосторожное слово может привести к необратимым негативным последствиям для тех же политзаключенных.

Начну со статьи "Политическая защита"

Олег, если бы тебя надо было посадить по ст. 222, то никакой Шелковников тебя бы не спас. Не тебе судить о наших взаимоотношениях с Ольгой Невской. Во-первых, во время следствия и суда поддерживать какие-либо отношения с ней ни я, ни Лариса Романова просто физически не могли. Так что словами о том, что мы "рассчитывали на ее благосклонность" ты просто плюнул нам в душу (хотелось употребить несколько другое слово, более походящее, но воспитание не позволяет). Видимо, ты нас с Ларисой Романовой совсем за идиотов держишь. Были надежды на то, что Ольга поступит по-честному, но никакого отношения к вопросу о ее адвокате они не имеют. А Нехорошева лучше бы для себя порядочного адвоката поискала, тем более в столь замечательном Комитете.

Читаю дальше: "Невская подтвердила свои первые показания". А эта лживая информация у тебя откуда? Очень хотелось, чтобы все оказались подлецами?

Я не буду повторяться о том, что уже сказала о поведении Невской на суде. Только добавлю, что после признательных показаний Нехорошевой, ей стоило бы задуматься. Получалось бы 2х2 (я с Романовой - в отказе и Нехорошева с Невской). У нее был шанс получить либо условный, либо совсем мизерный срок. Тем искреннее была Ольга, отказавшись от своих показаний, выступая последней, после Нехорошевой.

С уважением я отношусь к защитнику Ларисы Романовой - Реканту Анатолию Абрамовичу, много он делал и делает и по нашему делу, и по защите Ильи Романова. Но если всю информацию о суде в таком виде Федюкову преподнес именно Анатолий Абрамович, то мне лично не нужна такая помощь и такая защита. Если же сам Федюков что-то не так понял или решил преподнести в своем ключе, то необходимо открыто извиниться перед всеми.

Не умаляя достоинств самого защитника Реканта, его опыта и знаний, я все же скажу, что пользы от его выноса из зала судебными приставами не было никакой. Цепляясь за мелочи, он в итоге лишил себя возможности участвовать в допросе свидетелей, в прениях и нам, соответственно, помочь не мог. А участники процесса со стороны защиты практически на каждом заседании твердили: "Верните Реканта". Объявлять бунт по этому поводу и затягивать процесс еще на неопределенный срок - это было бы слишком. До приговора мы и так просидели за решеткой более трех лет. Еще пара месяцев этих безумных поездок и уже некого было бы судить. Кстати, за участие в этой драке мой адвокат тоже заплатил штраф, а я посылала свои письменные свидетельские показания в защиту Реканта в суд, где рассматривалось это дело.

О какой пассивности Крючкова на суде можно говорить, если политическую защиту на суде мог осуществлять только он (у адвокатов была другая задача). С этим он успешно справился. Крючков А.В. на достаточно высоком профессиональном уровне совмещал юридическую сторону вопроса и политику, хотя судья Комарова постоянно пыталась оборвать его, выносила замечания, упирая на то, что дело у нас уголовное. И, думаю, что вряд ли демократический правозащитник Рекант стал бы поддерживать мои коммунистические убеждения, тогда бы он изменил своим. Каждому - свое, и очень неприятно, что в своей статье Федюков решил противопоставить Крючкова - Реканту и вынудил меня ввязаться в обсуждение этой темы.

И итог "Федюковского" анализа фактуры нашего дела, который я прочитала в этой статье: "В этом весь Крючков, вся его политическая защита!"

Олег, дорасти хотя бы до этой политической защиты. Крючков, защищая меня и Ларису в процессе, сделал все возможное и невозможное. Имея разногласия с ним, ты использовал наш процесс для того, чтобы себя возвысить. Это недостойно звания коммуниста.

А газета, благодаря таким вот провокационным материалам, ничем не отличается от обычной бульварной прессы. Извините за резкость, но другого сравнения я не нахожу.

Правильно в этой же статье сказано о необходимости, в том числе, защиты политзаключенных от физических и психологических пыток. Благодаря Комитету защиты политузников-борцов за социализм я получала и получаю эту защиту, потому что три с лишним года крытки (изолятора - ред.) - это не санаторий. И первым, кто поднимал на уши всех, включая администрацию изолятора тогда, когда меня избили в августе 2001 года, кто помог мне, когда я практически не могла ходить из-за ожога ноги II степени, когда я не поднималась со шконки (тюремной кровати) зимой 2003 года из-за болезни и когда случались обычные срывы, которые здесь называются непереносимостью изоляции,.. был Крючков Анатолий Викторович. Я могу бесконечно продолжать этот перечень, думаю, что то же может сделать и Саша Бирюков, свое слово может сказать и Лариса Романова и многие другие товарищи. Ни одна газета "Мысль" не обходилась без репортажа по "делу НРА", в Бюллетене Комитета также отражалась работа организации. Пусть не настолько она сильна, как хотелось бы, но работа идет, несмотря на трудности.

А коль не получается соединить работу двух комитетов, то по крайней мере пакостить-то не надо. Все-таки цель у нас одна.

Несколько удивило письмо под названием "Понять такое невозможно..." от имени Чайковской организации РКРП-РПК (Пермь). В общем, идея-то хорошая, обратиться к руководству партии с этой темой. Спасибо и за добрые слова в адрес политзаключенных. И предложения правильные, только вот в связи с вышесказанным пункт № 2 вызывает вопрос.

Я бы на месте Крючкова после всех гадостей, сказанных в его адрес, и разговаривать не стала бы с их авторами. И просить его об этом объединении даже я не имею морального права после всего этого. Но у меня возникает вопрос, чем вызвано столь негативное отношение к Комитету, возглавляемому Крючковым А.В., со стороны Чайковской парторганизации?

И те правильные вопросы, которые вы поднимаете, для меня лично здорово смазались вот этими наездами (слово не литературное, но уместное) на Комитет, работающий под председательством Крючкова.

Надеясь на то, что мое письмо будет опубликовано и в "СРД" (если кроме этой газеты и "Трудовой России" до вас ничего не доходит) пишу специально для вас. Сидя в тюрьме, и я, и Лариса Романова получаем письма и телеграммы из разных городов от отдельных товарищей и от организаций. По этим письмам я могу судить о работе Комитета, о распространении информации, на счет Комитета перечисляются средства, люди присылают и привозят посылки с продуктами, вещами, книгами, канцтоварами, собирают подписи в нашу защиту. Москва и МО, Ленинград, Кингисепп, Калуга, Новгород, Калининградская обл., Иркутск, Свердловская область, Бендеры, г. Алексеевка Белгородской обл., Алушта, г. Ишим Тюменской обл., г. Рыбинск и Переславль-Залесский Ярославской, г. Белово и Новокузнецк Кемеровской обл., Курган, Новосибирск, Пенза, Самара и Самарская обл., Сочи, Ярославль... Вот только несколько городов из без малого сотни населенных пунктов России, которые в отличие от Чайковской партийной организации знают о работе Комитета, который возглавляет Крючков. Письма и материальная помощь приходят и из других стран: Украины, Греции, Эстонии, Бельгии, Испании, Франции, США, Канады, Германии, Италии и ряда других стран.

Очень приятно было и мне, и Ларисе Романовой получить письма со словами поддержки из Краснодара от Краснодарской организации РКРП-РПК, которые пришли в канун нашего приговора.

Так зачем же вводить людей в заблуждение и писать о том, что самим не известно? И этот вопрос я обращаю в т.ч. и прежде всего к О.Федюкову. Уж он-то не может не знать о масштабности связей Комитета, возглавляемого Крючковым.

Есть дело, есть политзаключенные, которым необходима хотя бы элементарная моральная поддержка - несколько добрых слов. Ни людей, ни сил, ни средств недостаточно для максимально высокого уровня работы в этом направлении. Так нет, необходимо еще какую-то мышиную возню устраивать. Еще раз подчеркну, что в вышеупомянутом письме очень важные и необходимые вопросы поднимаются, и по адресу, но к чему же вот превозносить одних и давить других, тем более своих же товарищей. О каком компромиссе после этого говорить?

И еще вот о чем хотелось сказать. Если не все, то многие понимают, за что мы боремся, с каким врагом имеем дело, какая тактика борьбы необходима. Я не буду вдаваться в теорию. Но на мой взгляд публикации на тему уже созданных партизанских отрядов, складов оружия и т.п. ни к чему хорошему не приведут. Во-первых, печальный опыт таких публикаций у всех в памяти. Во-вторых, после ареста тех или иных товарищей по обвинению в терроризме, попыткам свержения власти, хранении оружия статьи об их успехах в таких делах могут просто-напросто ухудшить их положение, так как в ФСБ тоже не дураки работают. С одной стороны, арестованные отрицают все, а тут же в левой печати появляются материалы о том, какие они герои и как здорово, что закупили оружие, провели серию экспроприаций, что-то взорвали. Это там, где я нахожусь, называется "голимой подставой".

А пропаганда и вовлечение широких масс в движение сопротивления с помощью такого материала не дает гарантии резкого сдвига в сознании людей, поскольку многие просто подумают, что если уж все создано, то чего же еще и нам лезть, и так справятся.

Массовые аресты левой молодежи и информация о политзаключенных сами по себе подтолкнут тех, кто готов активно бороться, кто чувствует в себе силу, и оттолкнут тех, кто слаб или считает, что пока не созрел для активных действий. А излишне откровенные материалы в конце концов приведут к тому, что большинство активных будет сидеть, а остальные передачи носить, больше ни на что ни сил, ни времени не останется.

А реально, что сделано? Ничего глобального. А массового "партизанского движения" все равно пока не получится. И это не мое умозаключение, это исторический факт, это похоже чем-то на массовое вступление в КПСС в советские времена. В случае чего, при таком массовом подходе от предателей придется отбиваться руками и ногами, потому что человек должен сам до конца осознать, на что идет, чем это чревато и есть ли силы на это. О массовом героизме и самопожертвовании нельзя говорить и не потому, что я плохо о людях думаю, а потому что не каждому, даже самому замечательному человеку, по силам выдержать такого рода испытания.

А мнение о том, что чем больше сидит и чем больше дадут, тем лучше, на мой взгляд, является ошибочным. Отчасти это и следствие допущенных ошибок. Хотелось бы и мне, и, думаю, другим политзаключенным, чтобы наши товарищи извлекли урок из всего и не наступали на те же грабли. Надо работать, но без этой "отчетности" в прессе, т.е. без сообщений о сугубо закрытой работе.

Это мое мнение.

Понимаю, что многим не по душе придутся мои слова, но высказаться я имею право, потому что за 10 лет участия в левом сопротивлении пришлось многое повидать, через многое пройти, потому что никогда и ни при каких обстоятельствах я не откажусь от своих идей, потому что уже получила свои 9 лет колонии, но ни о чем не жалею и никто не может обвинить меня в трусости, и я считаю, что правильно выбрала свой путь, свою судьбу, потому что мой флаг - красный, с серпом и молотом, флаг с изображением Эрнесто Че Гевары и я все же надеюсь, что к моему мнению прислушаются, и, как я уже сказала, в споре рождается истина. Но только не надо забывать о конечной цели, которую ставит перед собой каждый революционер, и о том, что каждый день, проведенный в тюремных стенах, очень нелегко дается. Можно сломаться, сойти с ума, разочароваться во всем, но хочется, чтобы все трудности, которые нам приходится преодолевать, не были напрасными. Пусть мы совершали ошибки, пусть иногда эмоции преобладали над разумом, но мы были и остаемся искренними в своем порыве, в своем стремлении изменить мир к лучшему, в своей борьбе за справедливость.

Конечно же, огромная благодарность всем, кто не оставил нас в трудную минуту, кто не побоялся в полный рост встать на нашу защиту, кто включился в борьбу после нашего ареста, кто все эти долгие три с лишним года был рядом и продолжает поддерживать нас, кто не побоялся прийти на наш суд и выступить в качестве свидетеля (к сожалению, нашлись и те, кто побоялся это сделать, отказавшись под разными предлогами).

Тревожит сейчас положение политзаключенных на Украине. Я желаю ребятам мужества, стойкости и веры в победу. А газете "СРД" и Комитету политзаключенных-революционеров (б) не могу не выразить признательность за активную работу по защите политзаключенных на Украине и за всю информацию о них.

И еще, низкий поклон от имени всех политзаключенных нашим родным. Великое счастье, когда в своих семьях находишь понимание и поддержку. И я, как никто другой, понимаю, что в связи с нашими арестами, годами неволи, приговорами, которые уже вынесены и будут еще вынесены, самой сильный удар тревоги, переживания, и как результат - порядком пошатнувшееся здоровье пришлись, в первую очередь, на долю наших родных. Низкий поклон моим родителям, родителям Ларисы Романовой, маме Игоря Губкина - Светлане Федоровне, маме Саши Смирнова, арестованного на Украине (текст выступления Сашиной мамы на конференции я прочла в газете "Дальневосточная Республика") и всем-всем матерям, отцам, кто встал на защиту своих детей (хоть уже и взрослых, но для родителей они всегда останутся детьми), кто принял взгляды своих детей и кто гордится своими детьми, несмотря на всю тяжесть этой ноши, считает своих детей самыми лучшими, кто бы и что не говорил, в чьих словах нет ни намека на укор, несмотря на ту боль, которую приходится выносить нашим родным. Здоровья вам, родные наши, мужества, терпения и веры в нашу победу! Будет и на нашей улице праздник, обязательно будет! И простите нас за все эти тревоги!

Многое еще можно было бы сказать, я затронула лишь часть вопросов, о которых хотелось бы высказаться, необходимая тема для обсуждения - это судебная система в целом и политические процессы в ней, реакционная политика ряда государств против инакомыслящих под прикрытием борьбы с терроризмом и многое другое. Но об этом - в другой раз, а, может, кто-нибудь другой сможет раскрыть эти темы лучше, чем это сделала бы я.

А сейчас я хотела бы закончить свое письмо отрывком из стихотворения Роберта Бернса, в котором я нашла слова, отчасти отражающие, на мой взгляд, то, о чем я писала.

...Кто сердцем чист, душою прям
И прожил так, как надо,
К тому в беде по временам
Приходит и отрада.

Смотри же, найди же
В себе над страхом власть,
Беду забудь, и счастлив будь,
Что некуда упасть!..

...Пускай беда нам тяжела,
Но в ней ты узнаешь,
Как отличить добро от зла,
Где правда и где ложь.

Напасти, несчастья -
Суровый нам урок,
Но годы, и невзгоды
Порой идут нам впрок.

Надежда Ракс,
политзаключенная по делу "НРА"

Информация для писем:

По делу НРА Надя Ракс получила 9 лет, начиная с 2000 г. Писать ей по адресу:

Ракс Надежде Георгиевне
155 815 г. Кинешма Ивановской области, ул. Шуйская, д. 1, ИК-3, 1 отряд