Андрей Соколов

27 марта 2000 г.

Всем товарищам привет! Еду сейчас в упаковке вместе с отцом к своей
избирательной комиссии - получить открепительное удостоверение. Чтобы,
значит, проголосовать в ИВСе или куда я там попаду. Трясет жутко, поэтому
все очень коряво. Что со мной случилось, вы знаете от родных. Если коротко,
то так: 22 марта в 15-30 я договаривался о встрече с родственниками Юрия
Николаевича (ком. - отец Соколовой Татьяны, одной из обвиняемых по "делу
НРА" и жены А. Соколова) в центре зала метро Беговая. Они должны были
передать пакет с вещами для Тани. Я подъехал чуть раньше , в 15-15. Никого
не было. Поднялся на улицу, купил перекусить. После спустился и только
подошел в центр зала, как у одной из колонн, ба!, увидел знакомую рожу -
эфесбэшный опер, что был на всех обысках у меня и был среди тех троих, что
приезжали 3 марта за моей Таней. Только наши взгляды встретились, как он
сделал руками какой-то сигнал и на меня буквально кинулись два опера,
завалили на пол станции, сбили очки и заломили руки, надев наручники (круто
защемив вены). Я не оказывал никакого сопротивления, их налет ничем не
обоснован. Даже кто-то из пассажиров рядом крикнул "милиция!", приняв мой
винтеж за ограбление.

Среди нападавших было два опера из МУРа, один из них
- отморозок Костеров. Он-то меня больше всех и бил. Дальше меня отволокли в
комнату милиции на "Беговой" и Костеров ударами ног заставил лечь на пол,
лицом в грязный пол, ноги расставить (при этом сделал пару ударов между
них). Бил ногами в бок, пихал свой ботинок в лицо. Так было минут 15. После
этого нужно было провести шмон (ком. - сленговое выражение, обозначает
"обыск, личный досмотр"): поставили носом к стенке, ноги разбили врозь и
упирался в стенку только лбом, руки за спиной в наручниках. То есть,
"поставили на три точки". Теперь бил в основном кулаком: в бока, по голове,
кулаком в лицо. Каморка комнаты милиции была очень мала, поэтому делал это
без нужного размаха. Разбил бровь и куча синяков. От наручников вены в
кистях пережались и я два раза (уже при понятых при обыске) падал в
обморок. Сознание возвращали, поливая нашатырем.

Все менты, что были при
этом в комнате, видели все, но не вмешивались (Костеров, наверное, заранее
договорился). Два из них стали "свидетелями" моего "хулиганства" (мол,
ругался нецензурной бранью, на замечания сотрудников не реагировал и
проч.). Хотя, как я узнал позже, весь мой винтеж видели родственники,
пришедшие на встречу. Хорошо бы их взять свидетелями, если мне захотят
прилепить старый условный к хулиганке (ком. - Верховный Суд РФ,
переквалифицировав ст.205 ("терроризм") в ст. "нанесение материального
ущерба", приговорил Соколова к 2 годам лишения свободы условно, и этот срок
еще не истек. Любое административное правонарушение, согласно закону, может
служить поводом для того, чтобы Соколов отбывал эти два года "реально",
т.е. в заключении). Угрозы уже были такие: как закроют, Костеров переведет
к себе в ИВС на Петровку, где меня запрессуют как Кочкарева (ком. -
материалы по "делу Кочкарева" см. в разделе "Архив" данного сайта).
(на этом текст записки обрывается)

Были обыски 4-5 апреля у Иры и в Комитете Губкина. Шмонало ФСБ и те опера с Петровки, что участвовали в той "беседе" со мной с противогазом, шокером и скотчем. Главный из них - опер 14 отдела УУР ГУВД Калинкин, рядом с ним Андреев просто душка. Редкостный подонок. 22.04. был найден какой-то склад с ВВ или типа того в лесопарке Царицыно. А 28.04. был пущен розыск на меня как на "лидера НРА" и "опасного террориста, готовящего серию терактов за арест жены" с моим фейсом в анфас и в профиль. Ориентировка была дана все тем же Калинкиным. В группу розыска взяли еще и оперов из ОВД Лефортово ЮВАО, которые меня и брали под Орлом. К этому времени все наши движения по Комитету поддержки политзаключенных совсем заглохли. Решил ехать на Украину. Для чего сначала поехал в Орел, с 17.06. Начал жить в общежитии аэроклуба у знакомого тестя. Как инструктор принял участие в военно-спортивных сборах там. А оказалось, что с момента приезда меня вели и 20.06. выходя утром из своего номера - четверо в штатском окружили. Это был все тот же Калинкин и Со, все мусора. Брали жестко, все вещи были в номере. К ним попали документы РКСМ(б)! Лицом в пол, браслеты за спину, на голову маску. Обыск в номере, забрали все вещи, никаких понятых и все бегом. Вывели и посадили в багажный отсек своего джипа, повезли. В дороге почти пять часов, из-за маски ничего не видел, по 3-4 остановки были. Опера на них рылись в моих вещах, как оказалось позже - подсунули в сумку упаковки с патронами (АКМ, 60 штук) и зашили в мой пиджак револьвер (мелкашка, 6 зарядов), нагрузили, одним словом. В 17 часов привезли в Москву, в ОВД Лефортово. Сначала я думал, что закроют по старой "прописке", в СИЗО ФСБ, но Андреев свое обещание посадить на Матроску выполнил, закрывали чисто по линии МВД. Вывели из джипа и устроили очередной спектакль: лицом на землю. Одежда на мне испачкалась. Потом подняли, браслеты сняли и "предложили" переодеться в чистую одежду из моих сумок - в тот самый "заряженный" пиджак. Не подозревая, я переоделся и меня повели в дежурную часть ОВД, где состоялся мой официальный арест, и изъятие при понятых этого подкинутого оружия. И все это не детектив, все реальная жизнь. Ты можешь представить себе подобное с кем-нибудь из нас еще недавно, при Елкине? Только при Путине они пошли на этот голимый беспредел. Их "мочить в сортире" и "диктатура в законе"! Я, конечно, пошел в полный отказ и сразу заявил о подкинутом оружии, пустил жалобу в Мосгорпрокуратуру. На что Калинкин и опера в наглую состряпали двух "свидетелей" моего, якобы, ареста Москве. Т.е. по их версии (были очные ставки с ними) и не было никакой поездки из Орла, мол, случайно меня увидели на Шоссе Энтузиастов, выходящего с сумками из метро! А персонал аэроклуба запугали, никто не подтверждает моего проживания и "похищения" оттуда. Только тесть и его знакомый из аэроклуба, который и устроил меня там, дали правдивые показания. При аресте, в отличие от прежнего задержания на Петрах, меня особо не били, ведь по их версии я добровольно пошел из метро за ними. Сначала сидел в ИВС "Марьино", потом снова на Петрах, только 28.06. заехал на МТЦ в хату 261. В "беседах" Калинкин не скрывал, что я у них был заказан Кисельным, мол, "доигрался" и прочее. Обещал повесить Царицынскую "находку" на жену, подложить туда ее "пальцы", если я не возьму его на себя (Примечание Ларисы Романовой: " Мне Свешников тоже грозился , что если не буду вести себя "как надо", то , мол, увидишь свои пальцы на "нашей находке в Царицыно". И даже какие-то фотки этого "склада" мне показывал. Я хихикала сидела") Я послал их подальше: читал экспертизу, по которой в нем не нашли никаких "пальцев", записок и прочее. 22.06. был обыск в моей 147-й квартире, при отце и матери, эти подонки рассыпали в туалете за трубами(?!!) около 100 грамм порошка аммонала. И с этим у них промашка вышла - экспертиза доказала, что подкинутый аммонал другого состава, чем в Царицыно. Наверно, сам Калинкин смешивал этот порошок лично - не знал рецепта. "Ха!". Поэтому сейчас, к концу дела, с меня снята причастность к раскопкам в Царицыно. За недостатком улик снято и обвинение по статьям 208 и 210. А изъятые при аресте мой радиопейджер и таймер в виде пейджера по экспертизе за оружие признаны не были, и как улики убраны из дела. То есть сейчас, когда я уже 08.12. закрыл 201-ю и дело ушло в Лефортовский суд, из реальных улик не осталось НИЧЕГО! Статьи 222 и 223 - 2-е части за неоднократность, мол. Был месяц на Серпах, признан вменяемым на 100%. Я буду добиваться признания полной невиновности. Мой случай это особое дело, такого наглого произвола Кисельный и мусора себе до этого не позволяли. Проглотить молча такое не могу и не хочу. Буду бороться. Чувствую себя нормально. Кому, если не нам, продолжать сопротивление, ведь только мы на своей судьбе знаем настоящую цену борьбы, цену золотой свободы, каждую минуту которой нельзя терять зря.

14.12.2000.

Событием в лагерной жизни стал приезд 24-25 апреля спецназа из ГУИН - так называемое "Маски-шоу", когда били и шмонали все отряды зоны, всю жилку. Поводом послужил инцидент на "запретке" - двое молодых зеков полезли за бросом, вертухай на вышке подумал, что побег и одного подстрелил в ногу (об этом была даже заметка в "МК"). Вот для "профилактики" и избили всех остальных (несколько десятков раненых, все вещи зеков при шмоне раскиданы по полу и ценное забрали). Я сам два часа стоял вместе с другими на "растяжке" у стены отряда почти в горизонтальном положении. Как в фильмах про концлагерь: чуть шевельнешься - подбегает сзади "маска" и бьет дубинкой по почкам или голове. Руки-ноги затекли так, что на 10 сек. потерял сознание, когда дали отбой, упал у стены. Потом неделю еле ходил от боли в почках (в медчасти дали только анальгин 1 табл.). Или как гоняли колонной в столовую, стояли на утренней проверке на плацу - все в робе, руки за спиной, голова низко опущена (чуть поднять - "маска" заметит и с разбега бьет ногой в живот, падает сразу 5-6 человек в колонне).

Вот уж когда действительно я ощутил на себе "физическое воздействие" демократической власти! Настоящий мусорской беспредел. И чуть что, такие отморозки в масках будут брошены против народа и нас на воле. Здесь - ГУИН, там - ОМОН.

Александр тоже застал это "шоу".

Следующее событие - это приезд 27 апреля журналистов с ТВЦ для интервью со мной. Конечно, не для рекламы мне, а чтобы очернить и мелко подгадить. Мол, "левый экстремист" попал на зону и сломался, работает дворником и другие зеки его гонят. Так обо мне сказали на камеру два "козла", их снимали отдельно (один дневальный, другой хозобслуга, оба уже ушли по УДО). Вместо моей настоящей кровати в кубрике отряда показали какой-то грязный угол с брошенным матрасом, мол, я живу в грязи. 90% моего интервью вырезали. К тому же его брал тот же ментовской журналист, что еще в 97 г. по разрешению ФСБ делал мне и Губкину интервью на Кисельном. Тогда он работал на ОРТ. Ни что сижу за подкинутое оружие, ни что на днях всю зону избили "маски" - ни слова. Одно название репортажа, пущенного в тот же день в 18-30 по ТВЦ на "Московия - события. Время московское", чего стоит: "Борьба с терроризмом: боевой комсомолец в тюрьме". Все - хитрая ложь, с целью выставить меня перед окружающими зеками опущенным человеком, согласившимся на хозработы. Но ничего не вышло. Мы с Саней и другими зеками просто смеялись, смотря это "интервью". А потом еще с того дневального я "спросил" за ложь и что назвал меня "чертом" (это большое оскорбление для зека), другие меня поддержали. Вообще, приезд этих журналистов - сигнал, что даже в заключении я для них опасен, что надо меня морально опустить и сломать мой авторитет.

Андрей Соколов
24 июня 2002 г.

 

Здравствуйте, Анатолий Викторович! Получил от Вас по почте бандероль от 23.06 (пришла 11.07). Спасибо за информацию из Бюллетеня №10, за два номера “Мысли”. Прочитав все, пишу Вам ответ. где хочу поделиться своими мыслями насчет текущих дел и событий.

Как Вы могли сами наблюдать, приговор по моему делу стал, как и ожидали, обвинительным: сколько прокурор запросил - столько судья и дал. Теперь жду нового суда по кассационной жалобе. Но очень вероятно что и в Мосгорсуде этот приговор продублируют, только в Верховном можно надеяться на изменения. Хотя, по-моему, там проштамповали 12 июля кассатку (кассационную жалобу - ред.) Александра, на лучшее надеяться тоже сомнительно. Что ж, хотя мой второй арест и является от начала до конца сфальсифицированным и все улики откровенно подкинуты, но это не дает возможности ждать судебного решения хоть немного ближе к справедливости. Что уж говорить про обвинения по тяжкой 205-ой против моей жены (Татьяны Соколовой - ред.) и других моих товарищей по РКСМ(б) (Надежды Ракс и Ларисы Романовой - ред.), там факты терактов были реально и их надо спецслужбам обязательно на кого-то повесить. Это и есть буржуазное правосудие, другого ожидать нельзя. Но от этих репрессий и приговоров желание бороться дальше у меня меньше не стало. Борьба должна продолжаться как с помощью правозащитной деятельности, так и всех других. Я не унываю, есть время сделать правильные выводы из опыта прошлой борьбы, и есть возможность делиться этими мыслями с оставшимися на воле товарищами. В этом я вижу пользу от моего заключения теперь.

Начну сначала с Вашего Бюллетеня, что получил. С интересом прочитал все материалы. Благодарен за публикацию моей статьи по суду “Я осужден...”, в которой я вполне полно изложил суть обвинений против меня и мою позицию на суде. Было интересно узнать о последних репрессиях, что Комитетом взят арестованный в марте за оружие член АКМ Александр Данилов и о поддержке арестованных в Париже членов руководства испанской ПКИ(в). Для меня как леворадикала приятно такое расширение позиций Комитета в защите активистов нашего и зарубежного ревдвижения. Прочел и заявления Комитета по поводу известных публикаций в “СРД” И.Губкина и “Москве-Садовом кольце” А.Соловьева.

Я тоже имел возможность прочесть статью из “СРД”, служащую комментарием к публикации текста моего Отчета в ЦК РКСМ(б), изъятого у меня при аресте под Орлом. Ваше заявление содержит правильное понимание ситуации с этим “Отчетом”. И я лишь сожалею, что некоторые товарищи вольно или нет начали повторять чужие ложные обвинения “в предательстве”, рожденные, как я считаю, одним лишь личным отрицательным отношением ко мне со стороны одного человека - И.Губкина. Я до сих пор себе не позволил и не позволю в будущем необоснованно обвинить никого из своих товарищей в таком тяжком для революционера обвинении как предательство, если не будет веских и серьезных доказательств этого. В условиях современного ревдвижения и репрессий со стороны спецслужб таким доказательством являются признательные и обвинительные показания на допросах в ходе этих репрессий, когда предавший своих товарищей человек этими показаниями сажает других за решетку, когда слова предателя превращаются в обвинительные доказательства, имеющие юридическую законную силу, что приводит к новым приговорам в суде, к долгим срокам лишения свободы для арестованных по доносу. На ознакомлении с материалами дела согласно 201-ой ст. УПК все обвиняемые имеют возможность прочесть все протоколы допросов, все экспертизы и если в материалах дела будет донос или такие показания, то они их обязательно увидят.

Сейчас идет ознакомление с материалами дела по “делу НРА” о взрыве у приемной ФСБ у моей жены, Л.Романовой и Н.Ракс и из протоколов допросов стало ясно кто пошел на самооговор из страха перед угрозами следователей (О.Невская, А.Стволинский). Все эти люди дали конкретные показания, обвинение их в предательстве обосновано и доказано. Только таким путем могут строиться в коммунистическом ревдвижении отношения к людям, вставшим на путь предательства. Так я считаю и так отношусь к своим товарищам по борьбе. Хочу, чтобы и ко мне было такое же справедливое отношение. В любом современном политическом деле правду нужно искать не на основе слухов и голословных догадок сторонних лиц, а спрашивать у самих участников этих дел, у арестованных товарищей. Поэтому я жалею, что прежде чем делать публикацию в своей газете и делать выводы, И.Губкин не обратился с вопросом ко всем арестованным по делу НРА комсомольцам, при том, что такая возможность сейчас есть (переписка, адвокаты). Ведь по его словам от моего “предательства” пострадали именно они. Ведь очевидно, что никто лучше их не может сказать, кто вел себя достойно на допросах, а кто трусливо пошел на самооговор.

Стоит лишь добавить, что пресловутый “Отчет” так и остался голой бумагой, не признан доказательством даже в моем деле, а в материалах “дела НРА” нет никаких на него ссылок (что же касается существа всей этой истории с Отчетом - это, конечно, моя ошибка, халатность при хранении такого серьезного документа. Но я и не ожидал ареста, слежки так далеко от Москвы. До сих пор я не знаю, кто меня по-настоящему предал). Вот что мне хотелось сказать Вам по этому поводу. Ваше мнение, изложенное в заявлении, действительно правильное, спасибо Вам за поддержку. Это же касается и случая с “предательством” Нади Ракс. Вместо того, чтобы поддержать ее в трудный момент, когда с помощью жесткой изоляции в переписке и уговоров пойти на самооговор взамен освобождения под подписки о невыезде для Ларисы и Татьяны следователи пытались склонить ее к вынужденной лжи в отношении себя. Вместо поддержки в такой тяжелый момент Губкин в газете без всяких объяснений обвиняет ее в предательстве. Надя наш давний товарищ и преданный коммунист, еще на допросах по “делу РВС” державшийся стойко и по “делу НРА” идущий всегда в отказе. Несправедливые обвинения против нее - грязь и подлость.

Губкин мне не враг, он тоже участник оппозиционного движения. Но теперь я уже не назову его своим общим товарищем по борьбе. Не враг и не товарищ. Не может быть товарищем тот человек, кто искренне верит, что я, будучи в розыске и в бегах, скрываясь в чужом городе (Орел), с непогашенным испытательным сроком и судимостью, мог хранить боевой револьвер, зашитый в подкладку пиджака, а в сумке среди вещей хранить аж две упаковки патронов к АКМ по 30 шт. в каждой. Верит, что никакого оружия мне не подкидывали и оно было мое. Верит, что при этом в качестве “защиты” от ареста я написал и хранил при себе “Отчет” с описанием нелегальной революционной деятельности меня и моих товарищей, подпадающей под множество статей УК РФ. Отчет, в котором я значусь как организатор и руководитель почти всех нелегальных действий, т.е. несу наиболее тяжкую уголовную ответственность как лидер “Технического отдела” МО РКСМ(б). Если человек верит в это, он не может быть моим товарищем.

Новости по моему делу Вам и многим, наверное, стали уже известны. Это история с новой провокацией ФСБ и МУРа о “новых бочках” с оружием, якобы, принадлежащих “Техническому отделу” МО РКСМ(б). Суть этой провокации в следующем. Еще год назад сотрудники 14-го отдела МУРа во главе с Калинкиным, которые вели розыск и участвовали в моем аресте, “нашли” вместе с операми из ФСБ 22 апреля тайник с оружием: некий “бочонок” со взрывчаткой в лесопарке “Царицыно” в Москве. Я был допрошен после ареста как обвиняемый по делу о тайнике, отказался от дачи показаний по ст. 51-й. Проведенные экспертизы доказали мою непричастность к этому оружию, хотя оперативники ФСБ и МУРа всеми силами пытались привязать эту “бочку” ко мне и другим членам РКСМ(б). Мол, это было подтверждением существования и деятельности “Технического отдела” - нелегальной структуры в МО РКСМ(б). Тогда не получилось. Через год они решили снова повторить провокацию - “нашли” еще один “тайник”. А чтобы на этот раз “доказать” его принадлежность мне и РКСМ(б), опера едут в пос. Троицкое (Чеховский район, молодежная организация), где в 19 отделении психиатрической больницы №5 находится под стражей на “лечении” бывший член РКСМ(б) Сергей Егоров. После приговора в марте за мелкое преступление (ч.1 ст. 158 УК) он был как невменяемый по ст. 99 УК направлен туда. Теперь группу оперов из 14-го отдела МУРа возглавляет Платон (вместо уволенного Калинкина). Они проводят с ним “беседу”, как я догадываюсь, в духе их “бесед” со мной в марте в ИВС на Петровке. Доводят его до того, что он, якобы, рисует схему расположения еще двух тайников в “Царицыно”. Эту схему забирает в апреле опер УФСБ, приезжая к нему тоже. И в 20-х числах апреля передает милиционерам местного отделения милиции, которые вместе с операми из 14-го, конечно же, “находят” 21 апреля эти две “новых бочки” по этой схеме. В ОВД Бирюлево-Восточное возбуждается УД №11908 (следователь Горелова И.В.) по ст. 222 УК. Схема прилагается к делу, кажется, долгожданное свершилось - на новые тайники с оружием указал бывший член РКСМ(б), все доказано.

Но тут случается несколько неувязок. Во-первых, когда следователь Горелова приезжает в Троицкое чтобы как и положено снять показания у Сергея, он на основании ст. 51 Конституции РФ от дачи их отказывается, молчит. Ведь рядом нет пресс-команды из оперов Платона, способных выбить самооговор у кого угодно... Тогда допрашивают лечащего врача Сергея Фролова, ничего нового не сообщившего. При этом по закону допрос невменяемого и любые его показания - незаконны, а любые “схемы”, полученные путем “бесед” - не улики. Кроме этого, от самого Сергея после встреч с ним моего общественного защитника О.Федюкова известен факт, когда приезжавший в больницу опер ФСБ пытался надавить на врача Фролова, чтобы тот провел с Сергеем такое “лечение”, которое заставило бы его дать нужные следствию показания (но тот отказался, сказал, что “политика ему не нужна, он врач”). Во-вторых, среди содержимого “тайников” по экспертизе не нашли ни моих, ни Сергея или других моих товарищей отпечатков пальцев, ничего. А нашли... ксероксы моего уголовного дела по Ваганьково, оригиналы которого лежат... в УФСБ. Видно, по мнению таких людей, как те, кто меня задерживал, это будет являться лучшей уликой о причастности тайников ко мне... Видно, другого под рукой не было. Ну и попутно рядом с этими “уликами” оказались несколько списанных боеприпасов - две гранаты Ф1 (одна - учебная), 5 армейских электродетонаторов и 1 кг заводского аммонала. Все по экспертизе - исключительно промышленного производства, хотя по материалам всех дел о политических взрывах проходят компоненты ВУ только самодельного изготовления. Вот такой “арсенал” был и найден в этих двух тайниках. Странно, что там не лежало еще записки с моим адресом, а только ксерокс УД.

На допросе 25.06.01 здесь на Пресне, когда следователь Горелова пришла ко мне, я узнал все это и дал письменные показания, что не имею никакого отношения и что считаю “беседы” и допросы Егорова, признанного невменяемым, незаконными. Сейчас это дело, насколько я знаю, закрыто, как и дело о первой “бочке”. Провокация не удалась.

К этой истории стоит добавить информацию о настойчивых попытках сотрудников МУРа и ФСБ надавить на меня для самооговора уже после приговора в апреле. После суда я был переведен из “Матросской тишины” сюда, в ИЗ 77/3 на Пресню. Это было 18 апреля, а уже 20-го пришли на “беседу” два опера с 14-го отдела МУРа, вели себя нагло, угрожали. У них был ксерокс “Устава ТО” из материалов моего дела и требовали рассказать “все о ТО” и новых тайниках с “оружием ТО”. Я отказался что-либо говорить. После этого меня сразу перевели в переполненную камеру, где не было ни радио, ни газет. В камере 5х5м находилось более 70 человек и ни одного вентилятора. В ней я остаюсь и сейчас, только на десяток человек меньше стало - ушли на этап, да благодаря большим усилиям я и мои родные смогли добиться, чтобы передали один вентилятор и небольшой черно-белый телевизор, нет прежней парилки и можно смотреть новости. В “Матросской тишине” я сидел в спецкорпусе для особо опасных “преступников”, камера маленькая и не переполнена. А здесь я попал в условия общей камеры, переполненного “общака”. Сначала было трудно, этим и хотели воспользоваться опера. Сейчас привык и чувствую себя нормально. Перестал “гнить” (незаживающие гнойники на коже, сыпь из-за влажности и жары, ведь все ходят раздетые до трусов) и не болею.

Поэтому когда 5 июня под видом “свиданья” ко мне пришел с угрозами опер ФСБ, я по-прежнему отказался что-либо говорить и идти на самооговор. Он думал, что теперь я морально сломлен и не стесняясь того, что говорит в кабинке для свиданий по прослушиваемому “телефону”, предложил откровенную и наглую “сделку”: я ему, якобы, сообщаю о новых тайниках, о которых еще не сообщил Егоров, а он взамен негласно, без возбуждения УД изымает их содержимое, а мне помогает скорее получить условно-досрочное освобождение, а жену тоже отпускают под подписку о невыезде. Так и сказал: “предлагаю тебе сделку...”. На что я сразу ответил полным отказом. Мол, даже если бы знал - такому подонку не сказал. И он также откровенно пообещал за отказ “отправить туда и настолько, насколько скажем мы”, что они “найдут” еще тайники и повесят оружие на меня, сделают мой срок заключения на зоне еще дольше и что я очень долго не увижу свою жену, подписки ей не будет. Обещал, что мой суд у них на контроле и кассатка в Мосгорсуд и Верховный мне не поможет. Я ответил, что я не Непшикуев (речь идет о том, кто своими показаниями подвел под уголовную статью Л.Романову по так называемом “Краснодарскому делу” - ред.) и если придется, отсижу от звонка до звонка и без “сделок” и УДО. А его спросил, не стыдно ли ему, такому уже пожилому (седые волосы, еще в КГБ служил) заниматься этой грязью, этими политическими провокациями. На что он сравнил меня и других моих товарищей из РКСМ(б) с “фанатиками-эсерами-максималистами” из недавнего телесериала “Империя под ударом”. А они, мол, борются с нами всеми методами, это такая “игра”, сказал. Я прервал это “свиданье”, длилось оно минут 15 и напоследок сказал этому пожилому негодяю из ФСБ (дослужился до подполковника), что неотвратимость наказания действует на обе стороны. Что будет время и мы с ним поменяемся местами (это для таких людей лучший случай).

Обо всем этом в тот же день я послал заявление в связи с моральным давлением и угрозами в Мосгорпрокуратуру, в Лефортовский суд и начальнику тюрьмы. Эти заявления приобщены к материалам моего УД. Как потом оказалось, с такой же “беседой” опер приходил в СИЗО 78/6 к моей Татьяне, требовал “оказать на меня влияние”. Она ответила отказом. В общем, не добившись ничего от Егорова в больнице, фээсбэшник и МУРовцы попытались принудить к самооговору меня, шантажируя свободой жены. Но с этим, как и с провокацией о “новых бочках” тоже ничего не вышло. Я же не намерен молчать и все факты угроз и лжи стараюсь предать огласке: послал заявления в прокуратуру и рассказал моему адвокату и общественному защитнику. Только этим можно избежать новых провокаций с “тайниками” (фээсбэшник ведь обещал “найти” их еще) и “бесед” с операми для меня, жены, Егорова и других товарищей.

После завершения этой истории с новыми “тайниками ТО” я пришел к очевидному выводу: что режимом Путина для борьбы с политическими радикалами, в первую очередь из числа коммунистов и комсомольцев, в Москве создана преступная группа из сотрудников “профильных” оперативных служб УФСБ и 14-го отдела УУР ГУВД (он же МУР), которые путем фальсификации, улик и подлога добиваются гарантированного ареста наиболее активных участников коммунистического ревдвижения в Москве, изоляции от участия в политической борьбе. Формальным поводом для этого стали грязные приемы вроде “тайников” с оружием в лесопарках Москвы или подкидывание боеприпасов, “порошков” при обысках и “случайных задержаниях” активистов революционного движения. Метод провокации стал, как когда-то в дореволюционное время, очень действенным в борьбе властей с нами. Поэтому каждый такой случай должен быть предан огласке. В этом я прошу Вас как председателя Комитета. Тогда и мы к этому будем готовы и они, спецслужбы, не посмеют так нагло фальсифицировать улики и дела. А для себя я сделал вывод после этой истории, что не только при необходимости режим руками спецслуб может упрятать любого нашего товарища по подложным уликам за решетку, но и скоро настанет время, когда режим для борьбы с нами не будет брезговать подлогом самого факта преступления, провокацией теракта или “тайника” с оружием, даже если это приведет к возможным жертвам. В борьбе с мнимым “левым терроризмом” буржуазное государство становится само террористом, только уже настоящим. Заложить взрывчатку в “тайник” или в квартиру жилой многоэтажки где-то в районе Гурьяново или Каширки такой власти становится одинаково просто.

Андрей Соколов,

политзаключенный УУ-163/2 "А"