Часть 2: Эпицентр бури

6. “МИРНЫЙ” ЭТАП РЕВОЛЮЦИИ

а. Определение предмета и результаты исследования

1. Любопытно сравнить два мнения о составных частях Английской революции. Первое - это от переводчика труда Гизо “История английской революции” (СПБ, 1868). Переводчик, следуя за Гизо, считает, что Английская революция состоит из 4 актов: 1) царствование Карла I и его борьба с “Долгим парламентом”; 2) республика во главе с Кромвелем; 3) восстановление Стюартов (Реставрация); 4) окончательное падение Стюартов, и вступление на престол Вильгельма Оранского в 1688 г. Второе мнение принадлежит советскому историку М.А.Баргу. В книге “Великая английская революция в портретах ее деятелей” (М, 1991) он пишет что Английская революция состоит из 4 этапов: 1) конституционный (“мирный”) этап, с 3 ноября 1640 г. по 22 августа 1642 г.; 2) первая гражданская война (1642 - 1646 гг.); 3) борьба за углубление демократического содержания революции (1646 - 1649 гг.); 4) индепендантская Республика (1649 - 1653). Таким образом, в отличии от точки зрения Гизо, 1) советская историография не считает этап Реставрации важным этапом революции; 2) советская историография не рассматривает окончательное падение Стюартов как закономерный этап революции; 3) советская историография не обращается к революциям прошлого для того, чтобы лучше разобраться в современной революции (как то открыто заявляет Гизо).

 Очень важно отметить, что в каждой революции есть предваряющий “мирный” этап, когда стороны пытаются вытеснить друг друга с политической арены относительно мирными средствами, как то например импичмент, роспуск парламента, или “просто” увольнение с работы. Лишь только тогда, когда ситуация становится невыносимой и противоречия накапливаются до высочайшей степени, лишь тогда стороны переходят к решительным мерам. А это значит гражданская война, в открытом виде. Такой взгляд позволяет нам расширить наше понятие “революции” и включить в него предварительный “мирный” этап, после чего наступает необходимость ультиматума: “или-или”.
2. Мне кажется, что Давид Юм начал свою “Историю Англии” также как историю Английской революции, понимая под этим термином события с начала 1600-х: “the convulsions of a civilized state usually compose the most instructive and most interesting part of its history” (конвульсии цивилизованного государства составляют наиболее интересную и полезную часть его истории). Но постепенно логика события заставила его углубиться в дрение времена, и поэтому он начинает свое повествование с покорения Англии Юлием Цезарем в I в. до н.э. Свое повествование Юм доводит до событий 1688 г. Этот отрезок времени - от I в. до н.э. и до 1688 г. и есть его представление об Английской революции. Это есть наиболее широкое понимание Английской революции с которым мне довелось встречаться. Здесь есть не только повествование о политических событиях эпохи, но также и обсуждение некоторых аспектов английской литературы, например стилистики различных авторов в различные времена; также поднимаются вопросы материального быта англичан в различные времена, отмечая постепенные улучшения в этом плане. Таким образом, если кинуть общий взгляд на сочинение Юма, выясняется его приближение к выяснению логики событий, причем логики диалектической, охватывающей различные аспекты бытия в их взаимосвязи. Мне кажется, что полное понятие о Революции должно быть именно диалектической логикой. Из трех названных авторов, ближе всего к моему понятию о Революции лежит Юм. Это широкое представление о Английской революции как происходящей сразу во множестве сфер жизни определяет компоновку данного исследования.

Почти во всех современных книгах по истории (Англии) мы находим случайно подобранные факты, без даже попытки к понятию логической взаимосвязи между ними.
3. Соответственно тому, как исследователь определяет революцию, ее рамки, соответственно он определяет ее результаты. Для нас будет интересна следующая мысль Макса Планка: “Если спросить, какой внешний признак может дать лучшую характеристику данной стадии развития какой-нибудь науки, то я не могу указать более общего признака, чем тот способ, по которому наука определяет свои основные понятия и подразделяет свои различные области. Дело в том, что ясность и целесообразность определений и способ рассмотрения материала нередко содержит в себе в неявной форме последние и самые зрелые результаты исследования”. Таким образом, первоначальное представление о том, что есть предмет, и конечные результаты исследования взаимосвязаны. Ясно, что чем шире и чем глубже мы определим предмет, тем более современным он становится, тем ближе к живой практике он приближается.

Макс Планк (1858-1947), основатель квантовой теории.

4. Как мы сказали выше, Гизо определяет Английскую революцию с начала правления Карла “укороченного” в 1625 г. и по второе падение Стюартов в 1688 г. Соответственно, для Гизо результаты Английской революции есть следующее: 1) королевская власть не может дальше существовать без парламента; 2) в парламенте фактически власть принадлежит палате общин, т.е. классу “новых дворян”, 3) в Англии устанавливается полное и окончательное господство протестантизма. М.А. Барг определяет рамки Английской революции с начала Долгого парламента, в 1640 г. и по конец индепендантской республики в 1653 г. (Это соответствует тому, как обычно определяют Французскую революцию - с момента созыва Генеральных Штатов в мае 1789 г. и по момент падения правления Робеспьера и всей якобинской диктатуры в июне 1794 г.) Соответственно такому стандартному определению революции, ее достижения размыты, плохо определены. С одной стороны, Барг пишет, “нет ни одной области истории Европы вообще и истории Англии в частности, через которую революция середины XVII в. не провела бы глубокую борозду, знаменующую начало новой эпохи всемирной истории.” А конкретно, мы узнаем что восстанавливается англиканская епископальная церковь, монархия, палата лордов, вся система цетрализованного управления (за исключением судов прерогативы). Таким образом, конкретно, Английская революция якобы ничего не достигла.

5. Чего же достигла Английская революция согласно Юму? Он заканчивает свое повествование 1688 г. (и замечательно то, что благодаря своей целеустремленности, он сумел его закончить, ибо сама работа имеет продолжительность около 2500 страниц), ибо сам Юм жил во времена французского Просвещения и в ходе подготовки Англии к промышленной революции. Следовательно, черты следующего периода еще только начинали намечаться, что и обуславливает ограниченность юмовского представления. О результатах революции (и своего исследования) Юм говорит следующее: 1) в 1689 г. устанавливается конвенция по которой полномочия королевской власти ограничиваются; 2) в Англии создается возможность для проявления свободы, причем больше, чем где либо на то время на земном шаре: “we, in this island, have ever since enjoyed, if not the best system of government, at least the most entire system of liberty, that ever was known amongst mankind” (мы, на этом острове, с того времени имели счастье пользоваться если не лучшей системой правительства, то хотя бы наибольшей степенью свободы которую когда-либо знало человечество). 3) Партия Вигов, т.е. партия состоятельной буржуазии, окончательно захватывает бразды правления, во всех сферах государственной жизни, в свои руки; 4) основываются новые производства, существенно увеличивается количество морских перевозок, и таким образом общее богатство английской нации существенно увеличивается: “we learn from Sir Josiah Child, that in 1688 there were on the Change more men worth 10 000 pounds than there were in 1650 worth a thousand; that 500 pounds with a daughter was, in the latter period, deemed a larger portion than 2000 in the former, that gentlewomen, in those earlier times, thought themselves well cloathed in a serge [woolen] gown, which a chambermaid would, in 1688, be ashamed to be seen in; and that, besides the great increase of rich cloaths, plate, jewels, and household furniture, coaches were in that time augmented a hundred fold.” 5) Наверное самым незаметным, но самым важным результатом Английской революции можно считать основание Королевского общества состоящего из исследователей которые самостоятельно пришли к разработке научного метода познания путем разработки проблем в областе физики (Ньютон и законы объединяющие движение во Вселенной и на земле), химии (Бойль и закон газов), биологии (Хук и наблюдения через микроскоп), и др. Гегель пишет в “Философии истории” что всемирная история совершается в духовной сфере, причем сущностью духа является свобода: “все свойства духа существуют лишь благодаря свободе, все они являются лишь средствами для свободы, все только ее ищут и порождают.” А свобода “по своему понятию есть знание о себе, она является для себя целью, и притом единственною целью духа, которая осуществляется.”

“мы узнаем от Чайлда, что в 1688 г. на бирже было больше людей оцениваемых в 10 000 фунтов чем было в 1650 оцениваемых в 1000; что 500 фунтов с дочерью во второй период считалось больше чем 2000 в первый; что дама раньше считала себя хорошо одетой в шерстянную накидку в которой прислуга в 1688 г. постыдилась бы быть увиденной; и что в добавок большому увеличению богатой одежды, серебра, драгоценностей, и домашней мебели, количество карет увеличилось за это время в 100 раз.”
б. Парламентская карьера “третьего сословия” (1265-1625)

1. Впервые представители от народа заседали в английском парламенте 20 января 1265 г. Это был мятежный парламент созванный графом Лайкастером, который желал опереться также на “третье сословие” в борьбе с королевской властью. Первый “законный” парламент с представителями от народа был созван Эдуардом I в конце XIII столетия. Юм пишет: “he issued writs to the sheriffs, enjoining them to send to parliament, along with two knights of the shire, two deputies from each borough within their county, and these provided with sufficient powers from their community, to consent, in their name, to what he and his council should require of them”, i.e. money. “They composed not, properly speaking, any essential part of the parliament: They sat apart both from the barons and knights, who disdained to mix with such mean personages: After they had given their consent to the taxes required of them, their business being then finished, they separated, even though the parliament still continued to sit …”

Целью данной секции является показать, что представители буржуазии далеко не сразу стали такими революционными, такими “наглыми” какими мы находим их в 17 и 18 вв. Их восхождение по лестнице борьбы - поначалу борьба за мелкие уступки, затем за влияние на национальную политику, затем за самостоятельное управление государственными структурами - имело очень долгую историю. Это должно внушать оптимизм современному наблюдателю за мягкотелым поведением так называемых “рабочих” партий.

Краткий перевод: Эдуард пригласил, среди прочих, двух уполномоченный представителей от каждой общины. Они сидели отдельно от баронов, которые их презирали, и удалились, как только вопрос с деньгами был разрешен.
2. Представители от народа играют с короной игру в бартер: “it became customary for them, in return for the supplies which they granted, to prefer petitions to the crown for the redress of any particular grievance, of which they found reason to complain. The more the king’s demands multiplied, the faster these petitions increased both in number and authority …” От роли бедного родственника представители народа, благодаря своему труду, а следовательно и приобретенному экономическому богатству, поднимаются все выше и выше по социальной лестнице: “The house of representatives from the counties was gradually separated from that of the peers, and formed a distinct order in the state. The growth of commerce, meanwhile, augmented the private wealth of the burgesses, the frequent demands of the crown encreased their public importance …” “стало обычным для них, в обмен на деньги которые они голосовали, представлять петиции короне с частными претензиями. Чем быстрее королевские требования увеличивались, тем быстрее эти петиции увеличивались; соответственно изменялся их тон”.“Палата представителей об общин постепенно отделилась от лордов и стала отдельным институтом в государстве. Рост торговли, в то же время, увеличивал частное богатство бюргеров, а частые запросы короны увеличивали их общественный вес.”

3. Постепенно у народных представителей появляются антагонистические интересы по отношению друг к другу, и в конце XIV века (правление Ричарда II) появляется необходимость выбирать из среды своих членов спикера, который бы держал их столкновения под контролем.

4. Около 1410 года палата общин набирает политическую силу, ибо как мы читаем у Юма, “they insisted on maintaining the practice of not granting any supply before they received an answer to their petitions; which was a tacit manner of bargaining with the prince.” Но затем их притязания принимают не просто новую форму, но и новое содержание. Представители общин не просто ищут защиты у короны от бесчинств феодалов, но сами нападают на церковь, во владении которой находилось около 1/3 всех земель: “In the sixth of Henry, the commons, who had been required to grant supplies, proposed in plain terms to the king, that he should seize all the temporalities of the church, and employ them as a perpetual fund to serve the exigencies of the state. They insisted, that the clergy possessed a third of the lands of the kingdom; that they contributed nothing to the public burdens; and that their riches tended only to disqualify them from performing their ministerial functions with proper zeal and attention.” На этот раз общины не получили того, чего хотели: “The king (Henry IV) discouraged the application of the commons: And the lords rejected the bill which the lower house had framed for stripping the church of her revenue.” “они настаивали на том, чтобы не давать короне какие-либо деньги до того, как они получат ответ на их петиции, что по сути была скрытая форма торговли с принцем.” “В шестой год правления Генриха, общины, от которых потребовали денег, прямым текстом сказали королю что он должен захватить все мирские владения церкви и употреблять их как постоянный фонд для всех нужд государства. Они настаивали, что священники владеют третью всех земель, что они ничего не делают чтобы облегчить общественные нужды, и что их богатства делают их неспособными выполнять их духовные функции … Король Генрих IV не советовал подавать эту петицию, и лорды отклонили билль который нижняя палата приняла для того, чтобы отнять у церкви ее доходы.”
5. В правление James I (начало 17 в.) общины уже прямо вмешиваются в прерогативы короля. Они настаивают на том, чтобы он начал войну против австрийских папистов и против католической Испании, а также запрещают думать о браке его сына с испанской принцессой (так как это может привести к контр-реформации). Со слов С.Р. Гардинера, между королем и общинами “чувство взаимного раздражения росло с каждым днем”. Это обычное состояние по мере того, как все дальше выясняется несовместимость двух сторон (и очень наглядно просматривается в контексте семьи). James I еще пробует защищаться от назойливых “советов”: “[the commons] had no title to interpose with their advice, except when he was pleased to desire it.” Но как известно, в революции “советы” постепенно принимают форму диктатуры. “общины не имеют права вмешиваться со своим советом, кроме тех случаев, когда ему это будет угодно.”
в. Логика событий ведущая к революции

1. В предверии революции мы наблюдаем коррупцию во всех сферах жизни, и в первую очередь в сфере производственных отношений. Те меры которые раньше способствовали развитию государства теперь превращаются лишь в способ высасывания крови у трудового населения. Так, “в Лондоне проверка качества шерстянных тканей, предназначенных на экспорт, превратилась при Якове I в откровенную торговлю “штампом”, подтверждавшим их “добротность”. Вместе с тем сам по себе институт контролеров не мог не тормозить распостранение новой технологии в сукноделии, в частности в производстве более легких шерстяных тканей.” Аналогичную ситуацию мы можем наблюдать во Франции в 18 ст. по отношению к кожевным изделиям, на которые необходимо было поставить королевский штамп, и этим пользовались феодальные чиновники для вымогательств, как натурой так и деньгами. В противном случае, всей семье ремесленника грозила тюрьма.

 Кто не видит в сказанном черты нынешнего правления Ельцина, Кучмы, и т.д. - тот слеп. Ибо что есть сегодня “приписка” как не аналог того, что в Англии или во Франции был “штапм”? И кто может сомневаться в той чудовищной системе коррупции, что царит на самых верхах власти и о которой некоторые ее обиженные представители иногда попискивают?
2. Столкновение старых государственных институтов и новых производственных отношений является классическим признаком надвигающейся революции. В Англии, в 16 и 17 вв. мы видим многочисленные примеры того, как, с одной стороны феодальные институты подавляются новыми взаимоотношениями, а с другой стороны, сами пытаются их подавить. Так, например, доходы короля - в основном в виде денежной ренты с земель - остаются неизменными, согласно феодальным грамотам; однако в это же время цены на товары поднимаются в связи с массовым вливанием драгоценных металлов из Нового Света; когда король (James I) пробует повысить налоги на товары ввозимые в страну (для того чтобы привести их в соответствие с новыми ценами) общины рассматривают это как “наезд” на их привилегии и голосуют против такой меры. Таким образом, по выражению Давида Юма, “the prince was insensibly reduced to poverty amidst the general riches of his subjects.” “принц был доведен до бедности среди богатства его подданных”
3. Новые производственные отношения означают, что заново встает вопрос о юридических нормах в которых эти отношения происходят, т.е. вопрос о формах собственности. Очень любопытным в этом отношении является анекдот, рассказанный поэтом Waller(ом) после того как он побывал при дворе короля James I “where, among other company, there sat at the table two bishops, Neile and Andrews. The king proposed aloud this question, whether he might not take his subjects’ money, when he needed it, without all this formality of parliament. Neile replied, ‘God forbid you should not: For you are the breath of our nostrils.’ Andrews declined answering, and said, he was not skilled in parliamentary cases: But upon the king’s urging him, and saying he would admit of no evasion, the bishop replied pleasantly: ‘Why then I think your majesty may lawfully take my brother Neile’s money: For he offers it.’” “где за столом сидели два епископа, Нил и Андрю. Король предложил вопрос, имеет ли он право брать деньги подданных без формальности парламента. Нил ответил, “Не дай бог чтобы вы не взяли, ибо вы наше дыхание”. Андрю уклонился от ответа, и сказал, что он не мастак в таких вопросах. Но король настаивал на ответе, и тогда епископ приятно ответил: “Почему бы вашему превосходительству не взять деньги моего брата Нила, ведь он их предлагает”.

4. В пред-революционный период происходит расслоение общества на два антагонистических лагеря. Об Англии времен королевы Елизаветы (16 век) мы читаем у Гизо: “Высшая аристократия стремилась к двору, чтобы поправить свои расстроенные дела, и получала от него земное величие, соблазнительное, но непрочное, которое не могло возвратить прежнего благосостояния, а только отделяло ее от народа все больше и больше, между тем, как простые дворяне, владельцы свободных земель, горожане, единственно занятые эксплуатированием своих земель и капиталов, богатели имуществом и кредитом, с каждым днем теснее соединялись между собою, распостраняли на целый народ свое влияние и незаметно, без политических видов, почти сами того не зная, овладевали всеми общественными силами, истинными источниками богатства.” Итак, к власти, в смысле овладевания всеми производительными силами, незаметно приходят новые люди, в то время как верхушка покрывается плесенью.

5. Когда раскалывается все общество, происходит также раскол представителей власти на местах. Своими действиями, или бездействием, своей “утечкой” информации, и т.д. некоторые представители старорежимной власти помогают будущему обществу. Так мы читаем у Юма: “The same mutinous spirit, which prevailed in the house of commons, had diffused itself over the nation; and the commissioners, appointed for making the assessments, had connived at all frauds, which might diminish the supply, and reduce the crown to still greater necessities.” Таким образом, очковтирательство есть признак оппозиции режиму со стороны управленцев среднего и нижнего звена. Это также есть признак надвигающейся революции. “Тот же мятежный дух, который преувалировал в палате общин, распространился на всю нацию; и инспектора, назначенные для оценки имущества, участвовали во всех обманах, которые могли уменьшить количество поступаемых в казну денег, и таким образом привести корону к еще большей нужде.”

6. Типичным для режима в состоянии падения является система коррупции и вымогательства, захлестывающая самую верхушку власти. У Гизо мы читаем, что во времена Карла I, “Сажали в тюрьму должников, которые никогда не были должны; их освобождали, взяв с них более или менее денег, смотря по состоянию, кредиту или изворотливости жертвы. Налоги, заключение в тюрьму, осуждение, преследование или милость - все было произвольно.” Должностные лица делятся своей наживой с королем. Одним ярким примером этого является лорд Стаффорд, который, будучи наместником Ирландии, незаконно осудил лорда Моунтнорриса, в результате чего в Лондоне поднялся большой шум. Тогда Стаффорд посылает в Лондон 6000 фунтов стерлингов для раздела между главными советниками короля. Лорд Коттингон относит эти деньги прямо королю. Как пишет Гизо, “За такую плату Стаффорд не только освобожден от всякого преследования, но даже получил дозволение разделить, как ему угодно, между своими любимцами имущество человека, которого он осудил совершенно по собственному произволу.” Вот что называется мир хищников! “Dog eat dog”.

7. Коррупция достигает такой чудовищной степени, что средства разворовываются почти не доходя до государственной казны. Так, например, Карл “укороченный” восстанавливает систему монополий на почти все товары народного потребления; эта система бьет по среднему потребителю и не дает развернуться торговле. Патенты на монополии дарятся придворным фаворитам и продаются тем, кто может заплатить, однако из 200 тыс. фунтов вырученных таким образом, лишь 15 тыс. достигают королевской казны. Как следствие такой чудовищной коррупции, мы имеем финансовый кризис, который типично предваряет всякую революцию.

8. В предверии революции авторитет правительства падает. Часто это происходит в связи с войной в которую данное государство вынуждено было ввязаться, но в которой оно показывает свою полную несостоятельность. Так было в Англии, которая завязала войну с Францией по прихоти фаворита короля Карла I герцога Букингемского; этому могущественному феодалу обязательно хотелось покорить Анну Австрийскую, королеву Франции, именно таким образом, в обход кардинала Ришелье. Герцог повел эскадру английских кораблей на Ла Рошель, где вел осаду безграмотно, разбрасываясь жизнями своих людей. Он возвратился назад в Англию ни с чем, потеряв более половины солдат. Он был убит ножом одним из своих офицеров, по имени Фельтон, в отместку за потерянных товарищей. Для народа это было большим праздником.

9. Армия перестает быть послушной уже на “мирном” этапе революции. Полки либо становятся слабо управляемыми (как то было в Чечне в 1995-6 гг.), либо вообще выходят из под контроля старых властей (например, Петроградский гарнизон перед Октябрем 1917 г.). Солдаты острее других чувствуют, что другая власть идет на смену старой. Об армии Карла I мы читаем: “между моряками господствовал пуританизм; на милицию он не решался положиться, ибо на нее гораздо больше имели влияния горожане или дворяне графств, нежели король.”

10. Армия, также как и все общество в целом, разлагается на две части. Полки могут даже повернуть свое оружие против собственных штабов. Интересным свидетельством о состоянии английской армии накануне революции является ее выступление против шотландских пресвитеров. Дело в том, что в Шотландии долгое время существовала оппозиция феодальному режиму, которая приняла религиозную окраску борьбы против англиканской церкви, т.е. фактически против короля, который являлся главой этой церкви. В 1639 г. Карл вынужден начать военный поход против пресвитеров. Юм пишет: “It may be worthy of remark that several mutinies had arisen among English troops, when, marching to join the army; and some officers had been murdered, merely on suspicion of their being papists.” М.А.Барг освещает другой аспект этой же войны: “англичане совсем не были расположены драться. Они знали, что шотландское дело, в сущности было и делом Англии. В лагере Карла царил полный беспорядок. Солдаты страдали от недостатка провианта. Сами предводители их с ропотом исполняли возложенные на них поручения. Новобранцы совсем не хотели обучаться военному делу, и один из них даже пустил пулю сквозь парусину королевской палатки.” Англичане потерпели поражение от рук шотландских пресвитеров, и король вынужден был заключить договор с шотландцами в Риппоне. “Можно заметить, что несколько бунтов вспыхнуло среди английских солдат, которые, маршируя, чтобы присоединиться к армии, убили нескольких офицеров, на основании подозрения в папизме”, т.е. католичестве, и следовательно контр-реформации.

Английский парламент был очень рад поражению “своего” короля. Он даже устроили фейерверк по этому поводу.
11. Параллельно с расколом армии на две враждующие части, мы имеем ослабление, иногда даже полное растворение внутренних войск. В журнале “На боевом посту”, от 7/1998, в статье “Модернизация техники и тактики ликвидации массовых беспорядков в США”, мы читаем: “возникновению массовых беспорядков любого характера предшествует ослабление или даже паралич правоохранительных органов.” В Конго в 1997 г. мы видели как коррупция режима Мобуту Сеси-Секо зашла так далеко, что даже президенсткая гвардия не стала его защищать, а только занималась грабежами. Зачем защищать того, кто платить зарплату не собирается, а сам грабит? Ситуация очень напоминает ту, что образуется вокруг вооруженных сил и правоохранительных органов бывшего СССР.

12. Уже в предверии гражданской войны у революционной партии есть силы, на которые она может рассчитывать. У английского парламента, например, есть во-первых милиция общин в числе 160 тыс. чел. Во-вторых, парламент использует политическую обстановку (вторжение пресвитерианской шотландской армии на английскую почву в ходе войны против Карла) и просит шотландцев не торопиться с эвакуацией. Парламент относится более дружественно к шотландской армии чем к английской, потому что эта армия по своей классовой природе родственна английским “джентри”.

13. Незадолго перед революцией авторитет старой власти нивелируется. Соответственно, возрастает власть новых людей и механизмов. К примеру, у Юма мы читаем: “Berkeley, a judge of the King’s Bench, was seized by order of the house, even when sitting on his tribunals; men saw with astonishment the irresistible authority of their (commons’) jurisdiction.” “Королевский судья Беркли был схвачен по приказу общин в то время как он заседал на трибунале; люди увидали с удивлением непререкаемый авторитет их (общин) юрисдикции.”
14. Как только народ чувствует альтернативу существующему режиму, страна начинает бурлить от просыпающихся к политической жизни народных масс. Юм пишет: “The nation caught new fire from the popular leaders … The capital especially, being the seat of parliament, was highly animated with the spirit of mutiny and disaffection. Tumults were daily raised; seditious assemblies encouraged; and every man, neglecting his own business, was wholly intent on the defense of liberty and religion … The harangues of members (of parliament), now first published and dispersed, kept alive the discontents against the king’s administration. The pulpits, delivered over to puritanical preachers and lecturers, whom the commons arbitrarily settled in all the considerable churches, resounded with faction and fanaticism. Vengeance was fully taken for the long silence and constraint, in which by the authority of Laud and the high commission, these preachers have been retained. The press, freed from all fear or reserve, swarmed with productions; dangerous by their seditious zeal and calumny, more than by any art or eloquence of composition.” Парламент с радостью принимает петиции и изъявления поддержки от простого народа, например от швейцаров. Жена пивовара стоит во главе многих тысяч женщин подавших петицию против “папистов и прелатов”. По Юму, “they claimed equal right with the men, of declaring, by petition, their sense of the public cause”. “Нация заразилась огнем от своих популярных вождей … Особенно столица, будучи местопребыванием парламента, была одушевлена мятежом. Каждый день происходили беспорядки; устраивались мятежные митинги, и каждый, откладывая в сторону свои дела, был полностью занят защитой свободы и религии … Речи членов парламента, теперь публикуемые и распостраняемые, поддерживали недовольство королевской администрацией. Амвоны и церкви, которые были предоставлены пуританским священникам, содрогались от фанатизма. Проповедники мстили за то молчание, которому они были подвергнуты авторитетом Лода. Пресса, освобожденная от страха, кишела статьями, более опасными своей подрывной энергией чем искусством сочинения.” “Они требовали равных прав с мужчинами через изъявление чувства своего гражданского долга.” Можно заметить, что Юм был представителем имущих классов, и потому не особенно тепло относился к революционным выступлениям “младшего брата”.
15. В идеологическом смысле пред-революционную обстановку можно назвать эйфорией, или раем для революционера-агитатора. В Англии, перед началом гражданской войны, особенно популярной была пресвитерианская идеология. Приверженность пресвитерианству означала демократизацию церкви, а также оппозицию королевской власти. О том, что творилось перед церквями в которых проповедовали пресвитеры рассказывает Юм: “Those, who were so happy as to find access early in the morning, kept their places the whole day: Those, who were excluded, clung to the doors or windows, in hope of catching, at least, some distant murmur or broken phrases of the holy rhetoric.” “Те, кто был настолько удачлив что смог войти рано утром, сохраняли свои места весь день. Те, кому не так повезло, держались за двери или окна в надежде услышать хотя бы отдельные обрывки святой риторики.” Это пожалуй можно сравнить с теми стадионами которые набивались в СССР в 1960-х, чтобы послушать поэтов, таких как Евтушенко.
16. Противостояние сторон в ходе революции обычно идет по наростающей. От “мирного” этапа оно медленно, но неуклонно, даже против желания обеих сторон, подходит с вооруженному противостоянию. Необходим только “толчкок”. В Англии это произошло следующим образом. В 1640 г. в Ирландии вспыхнуло восстание против англичан-эксплуататоров. Ирландские вожди думали сыграть на противостоянии между английским королем и парламентом чтобы вырвать свою независимость. Перед английским парламентом встает вопрос: можно ли выделить королю деньги для армии, с целью подавления мятежа. Ответ отрицательный, ибо король с легкостью может использовать эту армию против самого парламента. С.Р.Гардинер пишет: “Результатом этого явилась Великая Ремонстрация. Она представляла из себя длинный обвинительный акт против действий Карла с начала его царствования … Для исправления зла предлагались следующие средства: во-первых, назначение министров, ответственных перед парламентом и, во-вторых, передача всех спорных церковных вопросов в собрание духовных, избранных палатою.” Во время обсуждения этой Ремонстрации, а по сути ультиматума королю, внутри парламента вспыхивают блики надвигающейся гражданской войны. Когда предложено было напечатать Ремонстрацию (а значит обнародовать внутреннюю борьбу между королем и парламентом), “в палате поднялся страшный шум. Многие члены выхватили из-за поясов свои шпаги и грозно взялись за эфесы” Заметим: у исполнительной власти до последнего остается в руках номинальный контроль над вооруженными силами, в то время как представители будущей власти овладевают материальными (а значит и умственными) элементами производства, что дает им в руки суть власти.

 

оглавление cледующая глава