ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ КАК ШКОЛА СОВРЕМЕННОГО РЕВОЛЮЦИОНЕРА
ГЛАВА 1: ЧЕТЫРЕ АВТОРА О ПРИЧИНАХ РЕВОЛЮЦИИ ВО ФРАНЦИИ В XVIII ВЕКЕ
1) Томас Карлейль о причинах Революции
Карлейль очень по вкусу современной пост-советской бюрократии. Поэтому, она переиздает его книгу, "Французская Революция" в 1991 году - памятный год прихода Бориса Ельцина и "либеральных реформаторов" типа Егора Гайдара к власти. Почему же Карлейль так пришелся по вкусу этой архи-реакционной братии? В общем, Карлейль не поднимается до уровня науки, что значит в первую очередь делать предположения о причинах событий. Карлейль - это литератор-морализатор, и к тому же дешевого типа, чем невыгодно отличается от Плутарха.
Философия истории у Карлейля, его понимание глубинной причины Французской революции отображено в следующем параграфе: "Друзья мои! Виноват во всем каждый негодяй, будь то вельможа или чистильщик сапог, который, мошеннически притворясь деятельным и энергичным, совершенно никакой деятельности не обнаружил - нельзя же считать деятельностью регулярный прием пищи. Бездеятельность и ложь (знайте же, что ложь не исчезает бесследно, но, подобно брошенному в землю зерну всегда приносит плод), накапливаясь со времен Карла Великого, т.е. вот уже тысячу лет, давно ждут, когда наступит день расплаты..."
Весьма интересно узнать у автора: каким же образом чистильщик сапог может "мошеннически притворяться деятельным и энергичным", совершенно никакой деятельности не обнаруживать? Как это может делать вельможа, который тратит свое состояние на прожигание жизни, в то время как крестьяне округа на него работают - это понятно. Как может бюрократия притворяться деятельной и "выполнять и перевыполнять" свои бумажные обязательства, свои труды по передвижению стопок бумаги - это нам тоже понятно. Но вот как чистильщик сапог может притворяться деятельным, когда ему клиент должен заплатить после окончания его услуг, заплатить по результату - вот это остастся для нас загадкой. Как видно автор пытается затушевывать паразитизм современных лендлордов и городской буржуазии теорией что якобы все классы общества так или иначе причастны к "видимости деятельности"; виноваты в Революции (!) все "ленивые люди". Стоять на такой позиции - это значит во-первых стоять на контр-революционной позиции, ибо Революция видется как некое зло. Во-вторых, это значит игнорировать основные факты истории; например, в "Исповеди" Жан Жака Руссо мы видим крестьянина который прячет свой хлеб и другие продукты от первого встречного, т.к. боится собирателя налогов, который, если увидит что имеет дело с зажиточным крестьянином, заставит платить его непосильные налоги. Это система очень похожая на вымогательство современных нам советских чиновников.
Итак, обобщая "пафос" нашего английского автора, скажем только что главной причиной революции для него является праздность и паразитизм, ложь и лицемерие всех "людей", вне их классовой принадлежности. Что касается более существенных причин Революции, то Карлейль только отмечает финансовое банкротство государства, но опять же причиной этому все те же моральные качества о которых речь шла выше: "духовное банкротство наступило уже давно, но оно перешло в банкротство экономическое, и стало невыносимым."
2) Олар о причинах Французской революции
Олар очень метко характеризует писателей типа Карлейля. Говоря о методе своего исследования, в предисловии к своей "Политической истории Французской революциии, 1789-1804", он пишет: "лишь очень недавно во Франции образовалась группа писателей и профессоров, которые стараются заменить в областе новейшей и современной истории старую школу, называемую ими литературной, - школу, видевшую, например, в истории французской революции прежде всего удобный случай для назидательной проповеди или для интересного рассказа, школою, которую они называют, быть может несколько претенциозно, научною."
Интересно отметить что и тут, в области предмета истории, наблюдается таже диалектика что есть во всех других областях познания: переход к научной форме познания. Здесь: от литературной формы а-ля Карлейль к буржуазно-научной а-ля Олар. В литературной форме история существуют в различных формах, например русские былины о богатырях, эпическая поэма "Илиада", назидательная поэма "Труды и дни", устные рассказы которые слушал Геродот от египетских жрецов, и т.д. На стадии науки истории также принимает различные формы, например история превращается у Геродота в науку потому, что он первым начинает критически относиться к источникам своих сведений. Буржуазия способна развивать историю как науку только до определенного уровня. Революционеры уже не говорят об "истории", а о совершенно другом предмете, перманентной Революции.
Если советская бюрократия адаптировала взгляд на историю а-ля Карлейль, образца 1830 года, то можно судить о том, как глубого реакционна она, как глубоко анти-научна, к какому упадку культуры ведет она. Даже Олар, который является дипломированной буржуазной служкой, стоит выше ее уровня. Однако лозунг "Долой Карлейля!" еще не значит "Да здравствует Олар!".
История Французской революции для Олара есть разработка той "глубокой идеи" которая заложена в Декларации прав человека, идея которая каким непонятно образом воплощает самое себя в жизнь. Идеалы Декларации прав человека есть по Олару движущие причины всей современной истории; не будь этих клочков бумаги, мы бы лишились прелестей буржуазной цивилизации; "в этой политической истории французской революции я задаюсь целью показать, как применялиь на практике принципы Декларации прав в период от 1789 до 1804 г., как осуществлялиь они в учреждениях, истолковывались в речах, в печати, в действиях различных партий, в тех или других проявлениях общественного мнения."
Кстати, Олар осмеливается со своей кафедры заигрывать с социализмом, хотя только как с опасным зверьком. И как уже можно догадаться (хотя такую плоскость мышления трудно предположить), Олар видит в социализме тоже развитие Декларации прав человека: "ошибочно противопоставлять социализм принципам 1789 года. В этом случае повторяется вечная ошибка, состоящая в смешании Декларации прав 1789 года с монархической и буржуазной конституцией 1789 года. Несомненно, социализм находился в резком противоречии с социальной системой, установленной в 1789 году; но он является логическим, крайним и опасным (если хотите) выводом из принципов 1789 года; этим выводом и воспользовался Бабеф, теоретик "равных" ... в Декларации прав, обсуждавшейся в промежутке времени с 20 по 26 августа 1789 года, содержится в скрытом состоянии вся демократическая и социальная республика." Вся новейшая история Франции находится в Декларации прав. Вот так.
В чем ложность такого взгляда на историю? Во-первых, этот взгляд идеалистичен, ибо считает историю воплощением бог весть откуда взявшейся вечной идеи. Олар только тем отличается от богослова, что роль бога у него играет Декларация прав (этим он обнаруживает свою классовую принадлежность). Каковы же истоки самой этой Декларации? Интересам каких же классов общества она соответствует больше всего? Сам Олар следующим образом отвечает на этот вопрос: "... со времени американской войны во Франции наблюдается общее восхищение американскими учреждениями, которые, несомненно, явились продуктом английской мысли, вели свое начало от Локка и республиканцев 1648 года, но вместе с тем по своей форме и своему характеру казались детищем французской мысли."
Декларация прав является своего рода "программой-максимум" для буржуазии. Олар неоднократно указывает, что именно американская Декларация Независимости (4 июля 1776 года, в Филадельфии) послужила образчиком для создания французской Декларации. Так, например, он пишет: "когда Учредительное собрание решило составить декларацию прав, оно прямо заявило устами бордосского архиепископа, докладчика Конституционной комиссии (27 июля 1789 года), что следует в этом случае примеру Америки: "Эта благородная идея, возникшая на другом полушарии, должна быть перенесена прежде всего к нам. Мы содействовали событиям, вернувшим Северной Америке ее свободу; она указывает нам, на какие основные принципы мы должны опереться для сохранения нашей свободы; этот Новый Свет, куда мы принесли когда-то только оковы, теперь научает нас, как нам оградить себя от несчастия самих носить их."
Получается интересный замкнутый круг у Олара: французская декларация 1789 года взята у американцев. Те же взяли ее частично у английских но в основном у французких республиканских идеологов. У англичан это в основном Локк, у французов надо полагать это писатели эпохи Просвещения. Мысль порождает мысль, и воплощаясь посредством партий, общественного мнения, политических учреждений в жизнь, двигает историю; таков политический идеализм Олара.
Каков же источник идеи Декларации прав? Почему же она появилась именно в XVIII веке во Франции? Что дало толчок для республиканского течения мысли во Франции, как и в Англии? Что же породило тех идеологов которые так настойчиво критиковали монархию (Дидро), религию (Вольтер), и требовали представительного правления (Руссо)? На этот вопрос Олар не отвечает. Ведь если мысли этих идеологов дали толчок к американской Декларации Независимости, которая в свою очередь послужила примером для французской Декларации, то надо еще ответить, что послужило причиной для появления демократических идеологов вообще.
Затем: совершенно ложно предполагать, что кто либо из республиканских идеологов (а ведь именно к ним, как к первоисточникам, надо обращаться, а не к Декларации Прав, которая, по Олару, есть продукт их мысли) предвидел, или хотя бы желал, установления республики во Франции. Поэтому: как можно утверждать, что события французской революции являются проявлением мысли этих идеологов?
Что касается классов которым больше всего соответствовала Декларация Прав, то надо признать, что это были не наиболее угнетенные классы. Возьмем, сначала те же 13 американских колоний: провозгласив права всех людей на "life, liberty and pursuit of happiness" (жизнь, свободу и возможность счастья), тем не менее американские революционеры не признали этих же прав за неграми-рабами. Кроме того, что означает право на "жизнь", если в стране (как сегодня) существует острейшая безработица и дискриминация? Как можно прожить, не имея доступ к жизненным средствам? А ведь и сегодня Декларация Прав красуется на почетном месте в столице Соединенных Штатов. Следовательно, Права человека воплощали в себе интересы тех торговцев, адвокатов, издателей и другой буржуазии, которая восстала против притеснений английского короля. Они есть люди; для них Декларация Прав человека; простые работники людьми не являются.
Ту же картину мы видим во Французской революции. Национальное Собрание, провозгласив Права человека, тем самым гарантировало собственность рабовладельцам на Мартинике, Гваделупе, и Санто-Доминго. Тем самым оно узаконило рабство. Тем самым оно лишило не только политических, но и всех остальных прав наиболее угнетенный класс этих французских колоний.
Однако Права человека истолковывались уже тогда, на заре капитализма, также как и документ защищающий рабочих против притеснений капиталистов. Например, парижские подрядчики обращаются с жалобой в муниципалитет 30 апреля 1791 года с жалобой на рабочих, которые требуют минимум зарплаты в 50 су в день. Они (подрядчики) утверждают, что требования рабочих нарушают свободу и Права человека, т.к. рабочие принуждают тех, которые согласны трудиться за меньше покинуть мастерские. Рабочие обращаются с ответным заявлением 27 мая в Национальное Собрание, в котором объясняют, что они собрались вместе для того, чтобы столковаться с подрядчиками насчет зарплаты и длины рабочего дня, но подрядчики отказываются вести с ними переговоры. В частности, они пишут: "Национальное Собрание, уничтожив все привилегии и власть мастеров и провозгласив Декларацию прав человека, конечно имело в виду, что эта декларация послужит сколько-нибудь наиболее неимущему классу, столь долго бывшему игрушкой деспотизма предпринимателей."
Итак, что же означает Декларация прав? Кого она защищает? Национальное Собрание ответило на этот вопрос весьма не двухсмысленно тем, что 14 июня 1791 года оно проголосовало за печально знаменитый закон Ле Шапелье. Этот закон запрещал, под видом борьбы с "корпоративным духом" (т.е. пережитками феодализма), союзы рабочих, причем оговаривал, что требования рабочих насчет зарплаты противоречат свободе и Декларации прав человека.
Отсюда можно считать доказанным, что права человека - это права буржуазии на существование, права которые она провозгласила в борьбе с королевской властью, и которые не включают в понятие "человека" как рабов, так и рабочих. Следовательно, абсолютно фантастичны выводы Олара о том, что социализм, т.е. движение во имя интересов всех, является развитем принципов в Декларации Прав человека.
Для Олара "республиканская и демократическая идея", развитие которой составляет сущность революции, не ограничивается Декларацией Прав человека и писаниями оппозиционных писателей. Республиканская идея проявлялась, во-первых, в ненависти к деспотизму. Так д'Аржансон пишет 22 марта 1738 года: "королева хочет играть по воскресеньям в ланскнехт, но обыкновенно не является ни одного партнера; этот недостаток внимания и вежливости у придворных доходит до смешного; даже при дворе становятся республиканцами, освобождая себя от излишней почтительности к королевской власти и тщательно соразмеряя уважение к ней с тем, насколько это выгодно и необходимо".
Кроме того, республиканская идея проявлялась: 1) в борьбе короля с парламентами, где главенствовала высшая буржуазия вместе с фрондирующей аристократией, 2) в образовании в 1779 году провинциальных собраний, где главенствовала буржуазия рангом пониже, отрицавшая абсолютизм и стремившаяся к конституционной монархии, 3) в увлечении состоятельных людей английской и американской модой, а вместе с тем и институтами. Так, Франклин, который был послом во Франции, пишет в 1777 году: "здесь всеми повторяется, что наше дело [т.е. борьба с английской королевской властью] - дело человечества и, что, сражаясь за свою собственную свободу, мы сражаемся за свободу Европы." Все понимают, что дело не ограничится одной заокеанской республикой, что она являет миру новый политический образ.
Кроме того, что "республиканская и демократическая идея" проявлялась в высших слоях дворянства, служивших при дворе, у дворян рангов пониже, как то у барона Гольбаха, философа-материалиста, или маркиза Лафайета, борца за американскую независимость; она также проявлялась у крестьянства, этого наиболее многочисленного класса Франции. Руссо, в "Lettres de la Montagne", пишет: "в большинстве государств, внутренние беспорядки порождаются отупевшею и глупою чернью, сначала раздраженною нестерпимыми обидами, а затем втайне побуждаемою к мятежу ловкими смутьянами, облеченными какою-нибудь властью, которую они стремятся расширить."
Это - отражение крестьянских бунтов которые проходят во Франции в предверии революции. Правительство отлично знало о причинах этих бунтов: отсутствие земли у крестьян, и отсюда их нищенское состояние (для Олара это, как причина революции, остастся тайной за семю печатями). Тюрго, в свое время глава монаршего кабинета, экономист-физиократ, нагло заявляет о том, что у французских крестьян нет отечества потому, что у них нет земли, а следовательно, они должны быть лишены избирательных прав: "кто не владеет землею, у того может быть отечество только в силу чувств и усвоенных взглядов, благодаря счастливому предрассудку детства."
Как видно это один из источников идеи, впервые ясно провозглашенной в Коммунистическом Манифесте, что у пролетариата нету отечества, что суть пролетариата, впрочем как и беднейших крестьян - Интернационал бедняков.
3) Петр Кропоткин о причинах Революции
У каждой революции, считает Кропоткин, имеется две глубинные причины. Первая из них это "наплыв новых понятий относительно политического переустройства государства" среди просвещенных классов, т.е. буржуазии. Вторая причина это желание третьего сословия, т.е. буржуазии, крестьянства, и городского пролетариата, улучшить свое положение. В общем, это называется "теория двойного движения в революции": буржуазная мысль + народное действие. Вот как сам Петр Кропоткин описывает свою теорию революции в письме к одному из видных исследователей анархизма Неттлау: "чтобы достигнуть таких крупных результатов, чтобы движение приняло размер революции, как это было в 1648 - 1688 гг. в Англии и в 1789 - 1793 во Франции, еще недостаточно было того, чтобы среди образованных классов проявилось известное идейное течение, как бы это течение ни было глубоко; недостаточно было и одних народных бунтов, как бы ни были они многочисленны и как бы широко они ни распостранялись. Нужно было, чтобы РЕВОЛЮЦИОННОЕ ДЕЙСТВИЕ, исходившее из народа, совпало с ДВИЖЕНИЕМ РЕВОЛЮЦИОННОЙ МЫСЛИ шедшим ... от образованых классов. Нужно было, чтобы они, хотя на время, подали друг другу руку."
Эпоха Просвещения предшествовала Французской революции. В нее были вовлечены литераторы, философы и экономисты не только Франции, но и всех стран Европы. Гносеологический скептицизм Юма в Англии ("Исследование о природе человеческого знания"), революционный для методологии науки своего времени, пробуждает от догматического сна Канта в Пруссии (см. его предисловие к "Критике чистого разума"); физиократы во Франции, во главе с Кенэ, Тюрго, Мирабо (отцом) и другими дают теоретическую почву для Адама Смита и его "Богатства народов", изданной в год начала американской революции (1776); работы Вольтера ("Философские рассказы") осмеивают церковь, идеологический бастион любой реакции в современной истории (чего только стоит его лозунг по отношению к религии "Ecraser l'infame!", "Раздавите гадину!", упорно замазываемый другой современной гадиной, советской бюрократией и ее идеологическими служками); барон Гольбах обосновывает материализм, новое миросозерцание вместо старого церковного, а работы его протеже Дидро дают прикурить заносчивому, беспомощному, и паразитическому дворянству ("Племянник Рамо") и церкви ("Монахиня"), и вместо них возвышают третье сословие, "производительные классы", по выражению Мирабо-сына.
Это что касается идеологического течения которое предшествовало Французской революции. Материалы которые Кропоткин сам дает по эпохе Просвещения не густые. Например, называя имя Юма он вообще опускает Канта, этические уставновки которого сыграли очень важную роль в формировании буржуазного революционного сознания. Кроме того, у Кропоткина вообще трудно найти что-либо по содержанию мыслей литераторов эпохи Просвещения. Если этот аспект революции интересует читателя, то ему придется самостоятельно покопаться в первоисточниках.
В отношении того, что анархист Кропоткин называет "народным действием", то тут основным двигателем являются не столько идеи эпохи Просвещения, которые, в туманном виде но все же проникали в гущу народа, согласно Кропоткину, сколько "отчаяние, овладевавшее крестьянином в неурожайные годы, когда он видел, как земля остается необработанной в руках помещиков и служит только для дворянских развлечений, в то время как голод свирепствует в деревнях." ПОТРЕБНОСТЬ В ЗЕМЛЕ - ВОТ ГЛАВНАЯ ПРИЧИНА КОТОРАЯ ВОЗБУДИЛА ДУХ ВОССТАНИЯ В ФРАНЦУЗСКОМ НАРОДЕ.
Восстания начинаются сразу после смерти короля Людовика XV в 1774 году. Народ ждет немедленных улучшений в своем бедственном положении. Ведь число официально зарегистрированных нищих в этот период превышает один миллион человек, и это при общем населении в 25 миллионов. В апреле 1775 года начинаются бунты. В Дижоне народ громит дома и мельницы хлеботорговцев. Затем тоже происходит в Оксере, Амьене и Лилле. Народ собирается в Понтуазе, в Пуасси, в Сен-Жермене, и направляется в Версаль с прошением к королю снизить цены на хлеб. Король конечно же это обещает но не выполняет. Войска рассеивают "разбойников" которые вошли в Париж и разгромили булочные. "Двое бунтовщиков были повешены на площади Грэвы, и, умирая, они кричали, что умирают за народ." "С 1782 и 1783 гг. бунты, однако, возобновляются и идут, все усиливаясь, до самой революции. В 1782 г. было восстание в Пуатье; в 1786 - в Визиле; от 1783 до 1787 - в Совеннах, в Виваре и в Жеводане..."
1786 год - восстание ткачей в Лионе. Основная причина: несоответствие заработной платы и стоимости жизни. 1787 год - парижский парламент отказывается регистрировать указ короля о новых пошлинах. Парламент ссылают в Труа. Народ проводит бурные демонстрации в поддержку парламента, и, так как волнения усиливаются, то парламент возвращается в Париж. 1788 год - восстание в Бретане. Причина: конфликт между парламентом и королем. То же самое происходит в Гренобле. В этом же, 1788 году происходят восстания крестьян во время погрузки хлеба в
Кемпере, Сен-Брие, Морле, Порт л'Аббе, Лимбалле и проч. Восстания происходят во многих провинциях, например во Фландрии и в Бургундии. В Париже происходят столкновения между войсками и народом во время шествий и демонстраций где народ празднует отставку его кровососов, таких например как архиепископа Санса.
В брошюре изданной 10 апреля 1789 года, заглавие которой "Les fleux de l'agriculture..." мы находим некоторые из причин которые мешают развитию земледелия: громадные налоги, десятина все растущая в размерах, вред наносимых вследствие злоупотреблением помещиками правом охоты, и придирки правосудия феодалов.
Критика теории Кропоткина о причинах революции вообще, и Французской в частности: Во-первых, почему волнения среди крестьян начали увеличиваться после смерти Людовика XV, а не допустим после смерти Людовика XIV? Что происходило в это время в плане развития материального производства? Во-вторых, если "движение революционной мысли идущее от образованных классов" во взаимодействии с народным бунтом есть причина революции, то неясным остается природа этого взаимодействия. Народ, в общей массе, не читал Руссо или Мабли, и его общие идеи были чисто отрицательными (например "На фонарь аристократов!"). К чему была "Энциклопедия" под редакцией Дидро если народ думал только о земле, т.е. о хлебе насущном? Французский народ, в своей общей массе, был безграмотным перед революцией. Вот, например, что пишет Олар: "в Немурском округе, в приходе Шавами, 47 первых выборщиков подали свои голоса; из них 10 человек подписали свои фамилии, а 37 подписались крестом, что составляет 79% неграмотных. В Драгиньянском сенешальстве, во Флэйоске, из 460 избирателей только 89 умели подписать свои фамилии; в Вериньоне из 66 оказались только 14 грамотных, причем первый и второй коммерческие судьи не могли подписаться."Если выборщики по своей большей часте оказываются неграмотными, то что уж говорить о простых крестьянах, тех которые палили замки и рвали на клочки феодальные грамоты?
4) Жан Жорес о причинах Французской революции
Жорес причисляет себя к марксистам. Поэтому, хотя бы формально, он должен уважить основной марксисткий тезис о причинах революции. Этот тезис можно найти у Маркса например в Введении в "Контрибуцию к критике политической экономии" за 1859 год: "Общий результат к которому я пришел и который, будучи однажды достигнутым, служил как направляющая нить для моих исследований, может быть вкратце сформулирован следующим образом: В социальном производстве их жизни, люди входят в определенные отношения которые являются необходимыми и независимыми от их воли, отношения производства которые сообразуются с определенным уровнем в развитии материальных производительных сил. Общая сумма этих производственнных отношений образуют экономическую структуру общества, подлинное основание, на котором возвышается легальная и политическая надстройка и которая соотносится с определенными формами общественного сознания. Форма производства материальной жизни определяет общественную, политическую и интеллектуальный жизненный процесс в общем. Не сознание людей определяет их бытие, но, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание. На определенном уровне их развития, материальные производительные силы общества приходят в конфликт с существующими отношениями производства, или - что является только легальным выражением того же самого - с отношениями собственности которые имелись до сих пор. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются и их кандалы. ТОГДА НАЧИНАЕТСЯ ЭПОХА СОЦИАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ. С изменением в экономическом основание, вся громада надстройки более или менее быстро трансформируется..."
Уважил ли Жорес этот тезис, т.е. гипотезу о том, что фундаментальной причиной революции является конфликт между развитием производительных сил и существующими отношениями производства? Рассмотрим же что он говорит о причинах революции (главы 1 и 2 его "Социалистической истории Французской революции").
Во-первых, тяжесть налогов ложилась на крестьянство и буржуазию, т.к. церковь и дворяне уклонялись от них. Однако это не является причиной революции с точки зрения Жореса: "...весьма вероятно, что феодальные права в совокупности не приносили больше сотни миллионов, и если вспомнить, что Артур Юнг путем очень точных расчетов определил стоимость валового продукта сельского хоозяйства Франции в 1789 году как слегка превышающую 5,5 миллиардов, а стоимость прибавочного продукта - приблизительно в 2,5 миллиардов, то, конечно, изъятие 100 миллионов в пользу феодалов, каким бы архаичным и ненавистным оно не было, не могло обременить нацию." "Повторяю, откуда взялось это необыкновенное кипение, какая новая, исходящая от земли сила взволновала умы? Опять-таки, нельзя считать, что это неведаное ранее неистовство было вызвано страданиями крестьян, задавленных феодальными повинностями или ограбленных фиском. Ведь как бы их ни унижали и ни угнетали, в прошлом, на протяжении всей истории монархии им не раз приходилось выносить еще более жестокие страдания. Так было в годы страшного голода в царствование Людовика XIV: тогда у них едва хватало сил лишь на короткие вспышки восстаний..."
Во-вторых, намек на то, что Жорес думает об истинных причинах революции содержится в следующем замечании: если бы монархия могла "обеспечить буржуазии, промышленной, торговой и финансовой, безопасность в ее делах, скурпулезное соблюдение договорных обязательств и строгое и бережливое обращение с государственнми финансами, то весьма вероятно, что Революции 1789 года не было бы."
"Безопасность в делах" означает ни что иное как безопасность буржуазной собственности от экспроприации, от посягательств на нее со стороны господствующего класса в дореволюционной Франции, т.е. придворного дворянства. И в самом деле, мы узнаем, что подобные посягательства имели место. Например, когда королю нужны были деньги для бюджета, его контролеры могли запустить лапу в Учетную кассу и насильственно одолжить там нужную сумму у финанасовой буржуазии.
Буржуазная собственность всегда находится под угрозой посягательств со стороны государства, если у штурвала власти не стоит сама буржуазия, как например сегодня в странах типа СССР. Величина долга королевской власти финансовой буржуазии свидетельствует о сильнейшем желании этой последней поставить у руля власти своего человека, свою группу министров, дабы гарантировать выплату этого долга, дабы гарантировать себя от насильственных займов в будущем, и дабы иметь влияние на политику государства в большей степени чем до сих пор. Как писал Ривароль, "Революцию сделали рантье".
В-третьих, главной причиной революции Жорес считает "социальную зрелость" буржуазии, с одной стороны, и прогресс наук, с другой: "в конце XVIII века две великие силы, две революционные силы оказали огромное влияние на умы, на ход событий ... С одной стороны, французская нация к тому времени достигла интеллектуальной зрелости. С другой стороны французская буржуазия достигла социальной зрелости...Французская буржуазия осознала свою силу, свое богатство, свои права, свои почти безграничные возможности дальнейшего развития: словом, буржуазия достигла классового самосознания, между тем как научная мысль достигла осознания Вселенной. Это и есть те два пламенных источника, два источника огня Революции."
Итак, самосознание верхушки угнетенных классов является одной из причин революции. Самосознание означает то, что данный слой в обществе достиг определенной силы и осознает это. Второй причиной революции является прогресс наук.
Подобный тезис о причинах революции защищал во-первых Наполеон; он пишет: "Это плод работы идеологов". Ипполит Тэн, с которым упорно воюет Жорес (вопрос другой, с каким успехом) считает, что революция является продуктом абстрактного мышления, корень которого кроется в классической культуре древней Греции: "она была увлечена на путь опаснейших систематических ошибок и опаснейших крайностей под воздействием общих и туманных понятий, почти лишенных содержания, таких, как равенство, человечество, право, народный суверенитет, прогресс..."
Комментируя это заявление Тэна, Жорес говорит: "он рассуждает так, как если бы чисто философские теории могли воспламенить и поднять на восстание целый народ ... Ему остался неведомым тот огромный рост произодства, труда, накоплений, тот промышленный и торговый прогресс, которые позволили буржуазии стать первостепенной общественной силой и побудили ее взять на себя руководство обществом, в котором ее интересы заняли столь важное место и могли подвергаться многим опасностям."
Свое наиболее полное объяснение о причинах Революции Жорес дает в виде комментария к теории революции Барнава, который сам являлся ее участником на стороне партии фейянов, т.е. партии крупной буржуазии, которая состояла из пайщиков Учетной кассы, акционеров Ост-Индийской компании, откупщиков налогов, и других крупных рантье. Барнав написал в 1792 году великолепную книгу, "Introduction a la Revolution francaise". То, что даже партия фейянов была представительницей революционного класса видно из того, что Барнав дает нам в этой книге то, что более всего можно назвать "марксисткой теорией" Французской революции и теорией развития человеческого общества в целом (задолго до рождения Маркса). Во-первых, говорит Барнав, революцию в одной стране следует рассматривать как результат диалектического развития во всех странах: "Нельзя составить себе надлежащего понятия о той великой революции, которая взволновала Францию, рассматривая ее изолировано, вне связи с историей соседних государств и предшествующих веков. Чтобы определить ее характер и обнаружить ее истинные причины, необходимо расширить кругозор, надлежит определить место, занимаемое нами в более обширной системе: рассматривая то общее движение, в силу которого со времен феодализма до наших дней в европейских государствах последовательно изменялась форма правления..."
Таким образом, он приоткрывает перед нами методологию изучения Революции. Понять одну революцию изолировано от других невозможно. Понять Французскую Революцию XVIII века саму по себе невозможно. Необходимо изучать ее во взаимосвязи с другими революциями, например с Английской революцией в XVII веке, и с Русской революцией в XX веке. Только таким образом мы сможет уловить те основные признаки, общие черты, которые позволят нам увидеть существенные части этого механизма, за всем нагромождением частных деталей, имен, законопроектов, и проч. Повторим еще раз слова Гегеля: "сущность должна являться".
Во-вторых, говорит Барнав, тот прогресс который наблюдается в человеческом обществе имеет постоянно действующие причины: "...среди множества причин, порождающих политические события, есть столь тесно связанные с природой вещей, постоянное и систематическое воздействие которых настолько превосходит влияние случайных причин, что в течение известного промежутка времени они почти неотвратимо приводят к определенному результату. Эти-то причины почти всегда способствуют изменению облика наций, все малые события определяются общими результатами, порождаемыми этими причинами. Великие исторические эпохи подготавливаются этими причинами, тогда как причины второстепенные, коим это почти всегда приписывается, лишь придают им определенный характер ..." Здесь интересна мысль о том, что существует два вида причин: глубинные и поверхностные; вторые придают первому виду "определенный характер", в то время как первые "изменяют облик наций". Каковы же эти главные причины?
Барнав рисует нам исторические эпохи в развитие человечества. Вначале человек добывал себе пропитание охотой с помощью лука, стрел, и т.д. Демократия преобладала в таком обществе, что означает люди были независимы друг от друга и между ними преобладало "ествественное равенство". Государство, с его аппаратом принуждения, еще не появилось на исторической арене. Затем, увеличение населения и необходимость в более постоянном источнике пищи заставляют людей искать более обширные и постоянные источники пропитания, поэтому, они берутся за пастушество. Они приручают зверей которых раньше убивали. Здесь начинает возникать собственность, т.к. появляется некоторый излишек продуктов по сравнению с тем, что требуется для каждодневного пропитания . С возникновением собственности возникают и политические учреждения, для защиты этой собственности. Они принимают монархическую или аристократическую форму. Дальнейший рост населения заставляет людей отойти от кочевного образа жизни и заняться земледелием, которое, во-первых, обеспечивает скотину кормом, во-вторых, является более обширным источником пропитания чем кочевое пастушество, и в-третьих, ведет к появлению института собственности на землю. Раб, который раньше смотрел за скотиной, теперь нужен для обработки земли. Рабство получает дальнейшее развитие, так как количество рабов возрастает. Такому обществу больше всего подобает децентрализованная аристократическая форма правления. Однако, согласно Барнаву, "...господство аристократии длится до тех пор, пока земледельческий народ пребывает в неведении или пренебрежении к промыслам, а земельная собственность продолжает оставаться единственной формой богатства. Поскольку естественное развитие общества состоит в непрестанном росте народонаселения и промышленности, пока они не достигнут высшего уровня цивилизации, учреждение мануфактур и торговли должно неизбежно последовать за господством земледелия." Здесь, Барнав явно обнаруживает колебание чему-же приписать развитие общества: росту народонаселения или же развитию промышленности. В конечном счете, Барнав склоняется ко второму: "С тех пор как промыслы и торговля проникают в недра общества и создают в пользу трудового класса новый источник обогащения, подготовляется революция в политических законах; НОВОЕ РАСПРЕДЕЛЕНИЕ БОГАТСТВА ПОРОЖДАЕТ НОВОЕ РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ВЛАСТИ. Подобно тому как владение землею возвысило аристократию, промышленная собственность усиливает власть народа..." Здесь важно то, что Барнав говорит о "трудовом классе" в пользу которого работает прогресс "промыслов и торговли", и который в силу получает определенную общественную силу, власть. Физиономия этого трудового класса постоянно меняется; если на закате средневековья таковым были крестьянство, торговцы, ремесленники, и буржуазия, то а наше время (закат капитализма и государств подобных СНГ) таковыми являются в первую очередь представители творчества во всех областях знания.
Итак, "прогресс промыслов" является главной причиной политической революции. Но вот Жорес, комментируя Барнава, говорит немного другое: "Революция как бы подготовлена тем движением, которое длится испокон веков той огромной социальной эволюцией, которая мало-помалу придала собственности решающее значение и, следовательно подчинила силы политической власти изменчивым формам самой собственности [!!!]. Ныне промышленная и движимая собственность, т.е. буржуазная собственность, находится в полной силе: стало быть, возвышение буржуазной демократии неизбежно и революция является исторической необходимостью. Будучи связана с промышленной собственностью, революция развивается в столь же широких масштабах, как и последняя..." Как нам кажется, Барнав более "марксист" чем Жорес, ибо последний путает юридическое выражение прогресса (буржуазная собственность) с действительным развитием производительных сил. И это не удивительно; ведь Жорес - теоретический представитель Второго Интернационала начала XX века.
5) Рассмотрение социально-экономических причин революции на основании материала Жореса
Методология Жореса отличается рассеяностью и расплывчатостью. Громадные куски материала нагромождены один на другой без четкой и ясной связи, без разграничения и классификации, без четкой "локальной гипотезы" и того конкретного материала, который ее подтверждает. Как нам кажется, разработанность любого вопроса предполагает разбиение его на главные составляющие части после чего слагается общая картина. Дифференциация неосознанного ведет к интеграции целого.
Диалектический метод предполагает, что вначале должен преобладать именно метод анализа, т.е. происходит "дифференциация неосознанного", движение от многоликого и разобщенного конкретного к абстрактному началу, единице, появлению алфавита; знание поначалу выступает именно как расчленение и выяснение чего-то фундаментального из общей массы бытия. На начальной стадии преобладает метод наблюдения, голый эмпирицизм, собирание фактов и сведений; после этого преобладает метод синтеза, "интеграции"; отдельные "буквы" образуют "слова", отдельные единицы образуют числа и затем целые выражения, и таким образом теория все ближе подходит с живой и многоликой действительности.
* * *
В XVIII веке французское хозяйство (как, впрочем и любое другое) можно разбить на две основные группы: сельское хозяйство и городская промышленность. В период который нас интересует, сельское хозяйство является преобладающим; в городах имеются крупные и мелкие буржуазные производители; в сельских местностях имеются работники, которые часть времени уделяют сельскому хозяйству, а часть времени мануфактуре. Общее состояние развития французской промышленности можно охарактеризовать как мануфактурное, т.е. состояние производства предшествующее машинному, где основной характеристикой является разделение труда и кооперация между производителями которые раньше были независимы и непосредственно не связаны друг с другом. Например Адам Смит, в "Богатстве народов", рассказывает о мануфактуре по изготовлению булавок где каждый рабочий специализируется на отдельном аспекте производства булавки, и в результате они все вместе производят намного больше, чем если бы каждый работал в отдельности.
(а) Сельское хозяйство: По свидетельству Жореса, примерно за 25 лет до начала революции начался значительный прогресс в земледелии. Он проявлялся в переходе от экстенсивного земледелия к интенсивному за счет капиталовложений в орудия труда и постройки, за счет применения новых научных методов в сельском хозяйстве. Так, например, в 1785 году в Париже было основано Королевское общество земледелия. Его председатель, маркиз де Герш, в 1786 году говорит: "... промышленность должна прийти на помощь запущенному земледелию отдаленных провинций", и требует "помощи химиков, механиков и натуралистов". В провинциях создаются подобные общества для применения научных знаний в сельском хозяйстве (кстати, именно отсюда пошло столь важное для нас, марксистов, применения научного метода к любым областям человеческого познания).
Обновлению сельского хозяйства, или, по марксистки, развитию производительных сил на селе, мешают старые феодальные порядки, и в частности налог под названием десятина, и сама манера его сбора. Вот наказ крестьян округа Шательро Генеральным Штатам: "все согласны с тем, что существует только одно эффективное средство против всех зол (низких урожаев с тощей почвы, малочисленности и дороговизны скота): оно заключается в расширении естественных лугов и травосеяния. ПРАВИТЕЛЬСТВО, КОТОРОЕ ОСОЗНАЛО ВАЖНОСТЬ ЭТОГО, РАСПОРЯДИЛОСЬ О РАСПОСТРАНЕНИИ ЧЕРЕЗ ПОСРЕДСТВО ИНТЕНДАНТОВ, А ЗАТЕМ И ЧЕРЕЗ ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ СОБРАНИЯ, ИНСТРУКЦИЙ О РАСШИРЕНИИ ЛУГОВ И ПРИМЕНЕНИИ ЛУЧШИХ МЕТОДОВ ДЛЯ ДОСТИЖЕНИЯ ЭТОГО. Но если преимущества такого земледелия для плодородия земли беспредельнны, то и затраты на него тоже беспредельно велики. К прямым расходам на создание лугов надо еще прибавить издержки на покупку семян и удобрений, а также и отсутствие дохода в течение первых лет, очень стестнительное для тех, кто имел смелость пойти на подобные начинания. Мы видим, что некоторые получатели десятины торопятся задушить эти старания в кантонах, где десятина с лугов (зеленая десятина) не взималась. Они требуют уплаты десятины с новых и с искусственно созданных лугов. Они грозят и запугивают наиболее робких, заставляя их, таким образом, платить этот вид десятины ... Между тем, последствия этих противозаконных поборов гибельны для земледелия. Легко доказать, что десятина из одинадцатой дани с виноградников и новых лугов, очень дорогого вида хозяйства, не может быть меньше одной пятой, чаще всего - одной четвертой, а иногда и третьей части чистого дохода. Введение такого огромного налога на луга может лишь разорить земледельца и привести его в отчаяние. Это злоупотребление создает еще новые помехи, т.к. земледельцы считают невыгодным распахивать старые луга, с которых получатели десятины, о ее не взимают, и заменять их новыми, с которых они ее требуют. А КАК РАЗ ТАКОЕ ПОСТОЯННОЕ ПРЕВРАЩЕНИЕ ЛУГОВ В ПАХОТНЫЕ ЗЕМЛИ И ПАХОТНЫХ ЗЕМЕЛЬ В ЛУГА могло бы сделать почву более плодородной, возродить земледелие и вдохновить земледельцев; и как раз этой спасительной реформе противодействуют получатели десятины вопреки разуму, справедливости и своим собственным интересам."
В этом наказе содержатся яркие проявления тех общих причин, по которым произошла Французская революция. Достигнув этих целей, данная революция трасформируется в другой феномен, в другую революцию.
Во-первых, мы видим в данном наказе основные золы, которые служили причиной голодных бунтов, как на селе так и в городах: низкие урожаи и малочисленность скота. Во-вторых, зажиточные крестьяне предлагают средство борьбы с этими золами: расширение обрабатываемой земли, новую форму ес обработки. Однако, для этого необходимо сделать крупные первоначальные затраты. В-третьих, получатели десятины, т.е. феодалы и духовенство, не дают возможность для такого капиталовложения, т.к. они требуют десятины со всех новых лугов, а это существенно врезается в прибыль фермера (подобное препятствие для развития хозяйства мы увидим ниже, когда будем говорить о ремесленниках). Получается так: распахивание старых пахотных земель невыгодно с хозяйственной точки зрения, т.е. прибыль с нее будет невелика в силу ее природных характеристик. С другой стороны, распахивание новых земель невыгодно с экономической точки зрения, т.к. феодалы заберут существенную часть прибыли. Отсюда и получается застой и захирение сельского хозяйства, голодные бунты по всей стране. "Получатели десятины действуют вопреки разуму", говорят крестьяне, т.к. их собственная система поборов уменьшает их собственные доходы. "Все что не разумно, то не действительно", скажем мы, изменив знаменитую фразу Гегеля.
Феодальная система налогов является производным понятием от феодального понятия собственности, а значит от феодальных общественных отношений. (Этого явно не понимал Жорес когда говорил, что налоги не могли быть причиной революции.) Феодальные производственные отношения не благоприятствовали развитию крупного фермерства, буржуазного виноделия и скотоводства. Так, "Тот, кому сеньор уступал право пользования, не становился собственником земли; он держал ее на правах ценза и обязан был ежегодно платить сеньору точно и навечно установленную ренту, от которой никогда не мог освободиться ..."
Суть того, как данная система владения землей задерживала развитие производства очень простая: если фермер не становился полностью собственником земли, если он был только ее пользователем, какой смысл имеет крупное капиталовложение в данную землю для этого фермера? А вдруг сеньор захочет на следующий год вернуть себе эту землю, или, что более вероятно, отдать ее другому? Тогда, с точки зрения фермера, капиталовложения в постройки, ограждения, и т.д. просто пропадают зря.
Феодальная система владения землей также предполагала право дворян на охоту на любой территории, вне зависимости от хода сельскохозяйственных работ. "Крестьяне не имели права убивать дичь, хотя та было в изобилии и опустошала их участки. Они могли косить траву на своих лугах лишь в сроки, указанные сеньором, и лишь тогда, когда куропаткам уже не грозило попасть под косу. Иж даже обязывали оставлять на своих лугах убежища для дичи." Право дворян на охоту становится на пути эффективного земледелия; право охоты, вместе с дворянством, будет уничтожено.
Возьмем дальше капиталистическое виноделие. "Право бонвена заключалось в том, что только сеньор имел право продавать свое вино в течение месяца или сорока дней." Как смотрел на это право крупный буржуазный винодел, в погребах которого можно было найти в любой момент несколько десятков тысяч бутылок вина? Он видел в этом только одно: посягательство на его право свободной торговли; размеры убытка увеличивалсь пропорционально размеру его погребов. Такому буржуа не надо было читать Жан-Жака чтобы стать революционером; достаточно было вспомить свою книгу доходов и расходов.
Часть крестьянства обладала скотом, но не обладала землей на которой можно было бы его пасти. Феодальная система владения землей не предоставляла этим малоимущим собственникам возможность успешно развивать скотоводство: "В районах обычного права стадо не могло пастись даже на общинной земле без уплаты сбора, именуемого блере; сеньоры утверждали, что общинные земли были некогда уступлены ими на правах цензив ..." Итак, сеньоры предъявляли права даже на общинные земли, что делало малоземельных и безземельных крестьян еще более несчастными, еще более угнетенными.
(б) Промышленность и торговля в городе: Феодальная общественная система также угнетала городское производство, главным движетелем которого была прибыль. Это ярче всего видно на примере кожевной промышленности в Париже. Дюпон де Немур, депутат от третьего сословия, составил следующий наказ: "Этот налог [речь идет о королевском штемпельном сборе] несправедлив сам по себе, ибо он установлен в размере 15% общей стоимости товара, то есть более 50% прибыли, которую на нем можно получить. Он связан с теми же обысками и притеснениями, как и взимание косвенных налогов. Он связан с еще более жестокими притеснениями, потому что чиновники властны не только подозревать и обвинять в обмане, но и подозревать и обвинять в одном из самых позорных преступлений, в подделке! И когда им вздумается бросить столь жестокое обвинение, то даже самый честный человек не в силах убедить их в том, что они ошибаются. И для спасения своей чести ему остается только купить их молчание, как это мог бы сделать преступник.
"В самом деле, из всех возможных материалов кожа наиболее способна садитсься от сухости, растягиваться от влажности, полностью деформироваться в результате последовательной смены того и другого. Таким образом, можно утверждать, что нет ни одного правильного клейма, которое по прошествии нескольких меесяцев нельзя было бы счесть за фальшивое с большой долей вероятности, как и нет ни одного фальшивого клейма, тщательно сработанного, которое можно было бы по какому-либо признаку отличить от подлинного.
"Эта невозможность точного определения была признана даже в преамбулах ряда законов, изданных по этому вопросу. И тем не менее этими законами установлены наказания ВПЛОТЬ ДО КАТОРЖНЫХ РАБОТ ДЛЯ МУЖЧИН И КНУТА ДЛЯ ИХ ЖЕН И ДОЧЕРЕЙ. Как будто, если бы даже и был обман, эти невинные создания могли сопротивляться воле отца и мужа ...
"Сбор с клеймения кож ужасающим образом сокращает производство и торговлю. Даже реестры управляющих взиманием этих сборов, расчеты, представленные ими с целью доказать, что взимаемый ими о сбор не так пагубен, как это утверждают предприниматели, о свидетельствуют о том, что работа кожевенных мастерских королевства сократилась вдвое за те 29 лет, что они обложены этим сбором и подвергаются судебным преследованиям, неразрывно связанным с этим сбором."
Здесь налицо два основных момента, которые указывают но то, что развитию капиталистического производства мешали существующие отношения: во-первых, штемпельный сбор более чем на 50% врезался в прибыль производителей. Во-вторых, штемпельный сбор просто вел к сокращению уровня производства, и причем в значительной мере. Примерно такая же картина царит сегодня на производстве в СССР, и ему подобных странах, где роль штемпельного сбора, феодальных чиновников, цеховых мастеров, и т.д. играет, с одной стороны старая управленческая бюрократия, ныне опять выступаящая в старых затасканных лохмотьях "коммунистов", а с другой стороны второе издание капитализма в то время как он себя уже полностью исчерпал как система развития культуры.
То, что во Франции дело было не просто о неудачном налоге, а в целой системе общественных отношений видно, во-первых, из того, что королевские чиновники коррумпируются теми производителями, которые в состоянии платить положенную мзду. Во-вторых, те из производителей, которые не в состоянии давать положенные взятки подвергаются самым жестоким гонениям и вымогательствам, вплоть до каторги для мужчин и кнута для женщин. А так как дело к этому идет через суды, то надо полагать что и судейские чины получали свою долю от взяток налоговых инспекторов. В конечном счете, так как налоговая инспекция является лишь рукой государства, а во главе этого государства стоит высшее дворянство, то можно предположить что высшее дворянство получало львиную долю от этих взяток. Кнут в руках чиновника - это по сути кнут в руках правящих кругов, которое свои жирные пенсии дополняет взятками.
Не только феодальная система поборов мешала капиталистическому производству. Сама система феодального цехового производства органически не соответствовала запросам нового времени: "Между цеховой системой и системой капиталистической существует непримиримое противоречие: одна ограничивает конкуренцию, другая предоставляет ей безграничную свободу. Одна навязывает производству точно определенные обязательные типы изделий, другая постоянно изыскивает новые и новые типы." Феодализм ограничивал производство, делал его "стандартным", узко-ограниченным; капитализм ломал все перегородки, был источником новаторства и мирового хозяйства.
Поэтому капиталистическое производство постепенно вытесняет цеховое производство. Об этом свидетельствует увеличивающийся объем торгового оборота. Оборот торговли ярмарки в Каннах, в 1715 году, составил 2500 тысяч ливров, а в 1767 году - 9 миллионов ливров. Оборот торговли ярмарки в Бокере, где главным товаром были текстильные изделия, в 1750 году равнялся 14 миллионов ливров, а в 1788 году 41 миллион ливров.
Увеличение экспортируемого товара также свидетельствует об увеличении объемов производства. В 1708 году из Марселя в Левант, т.е. в страны Ближнего Востока, было вывезено 10700 штук сукна, а в 1750 уже 59000 штук.
* * *
В отношении развития промышленности Жорес делает любопытнейшее наблюдение о технической революции vis-a-vis политической революции; выводы которые он делает, как нам кажется, проблематичны, однако сами наблюдения наводят на мысли: "... поскольку во Франции технический прогресс промышленности был более быстрым и более могущным, чем в Германии, поскольку с другой стороны, английские революции XVII века, бывшие уже отчасти буржуазными, вспыхнули еще до большого промышленного подъема XVIII о века, а во Франции, наоборот, движение началось лишь в конце XVIII века и было связано с возросшей промышленной мощью буржуазии, то именно во Франции политическая революция - достигший полной зрелости плод революции экономической - максимально приблизилась к полной демократии."
Какой смысл Жорес вкладывает в слово "демократия"? Наверное он имеет в виду, то что во Франции ближе чем в Англии поднялись к власти народные масс. Революционный Конвент, из лона которого вышли такие деятели как Робеспьер, или в деятельности которого участвовал и Марат, и Дантон, и Мирабо, ближе многих других буржуазных парламентов подошел в своей практике к действительно народной демократии. Из этого можно построить гипотезу: чем ближе революция к современности, тем большую роль в ней играет прямая демократия масс.
Что однако более интересно в наблюдении Жореса - это отношение между технической революцией и революцией политической. Наблюдается, как нам кажется, следующая закономерность: как только почка набухает, как только подготавливается техническая революция в стране, происходит политическая революция, которая расчищает дорогу для технической революции. Политическая, или, лучше сказать, социальная революция не может произойти на базисе старых форм производства жизни; нужно чтобы старые формы производства уже начали вытесняться новыми для того, чтобы потребовался, стал абсолютно необходимым, переворот в общественных отношениях. С другой стороны, новые научно-технические формы не могут полностью заменить старые, не могут полностью развить свои силы, без того, чтобы предварительно уже не произошел переворот в общественных, производственных отношениях. Итак, технический переворот может начаться без социальной революции, но он только подготовляет почву для нее; социальная революция необходима для того, чтобы технический переворот мог продолжаться. Затем достигается новое плато где повторяется столкновение между необходимостью развития целого и старыми общественными институтами.
* * *
Рассмотрение взглядов различных историков на причины революции вообще, и Французской в частности можно продолжать, рассмотрев например взгляды Альберт Матьеза, и других социалистически настроенных лиц. Однако представляется, что они не могут дать ничего существенно нового по отношению к той картине, которую мы уже обозначили. Мы рассмотрели тенденцию развития взглядов историков - от либеральных к радикальным, и затем к анархистам и социалистам. Дальше этого историография прыгнуть не может по самой своей сути. Она не предназначается как "руководство к действию", а лишь только как возвышенное времяпровождение для "образованных классов".